Его нож еще чуть надрезал кожу на моем горле. Мелькнула мысль щелкнуть пальцами и вызвать красного демона, но если Соммерс от неожиданности дернет рукой, острое лезвие отделит мою голову от плеч раньше, чем успеет сработать регенерация.
– А если и правда, – прорычал он угрожающе, – нет времени. Да и ты можешь задумать какую-то глупость. Значит, молот отпадает. Тогда как ты с луком? Я пробовал брать в руки, даже тетиву не сумел!
– С луком проще, – ответил я, соображая лихорадочно, – для него ритуалов не нужно…
– Хорошо-хорошо, – одобрил он. – А что нужно?
– Всего два пера любой птицы.
Нож в его руке ни на микрон в сторону, рука стальная, сам Соммерс задумался на миг, я старался даже не дышать, он сказал с угрозой:
– Перьев тоже нет.
– Можем добыть, – прошептал я. – Птиц много… а перья… любые…
– Нет, – отрезал он, – вдруг ты, хоть и дурак, какие-то трюки можешь? Последний вопрос: что у тебя еще из магического? Отвечай правду, мое терпение кончилось.
Я начал шевелить губами и вдруг увидел, как в нашу сторону приближается нечто мерцающее, словно рой мелких, одному мне заметных искр. На миг стена по ту сторону роя исказилась, словно по ней провели гигантской лупой.
Сердце застучало чаще, со спины Соммерса приближается некто, надевший личину незримости. Возможно, Соммерс способен рассмотреть, но не сейчас, когда напряженно следит за моей мимикой.
– Ну? – потребовал он.
– Ты прав, – прошептал я, – у меня кое-что есть…
– Говори, что?
– Отодвинь нож чуть-чуть, – попросил я, – а то я уже теряю сознание…
– Не бреши, крови вытекло совсем мало!
– Я не от потери, а от страха, – сказал я и понял, что говорю правду. – На мне еще волшебный пояс… но им тоже надо знать, как пользоваться…
– Как?
– Вообще-то просто…
– Как? – повторил он яростно. – Не дури мне голову, щенок!
– Сперва берешь одной рукой за пряжку…
Незримый человек приблизился на расстояние пяти шагов. Соммерс напряженно следит за моими губами, понимает, что мне терять нечего, могу рвануться из-под ножа, могу попробовать задействовать еще что-то, могу вообще выбросить неожиданный фортель, надо уловить прежде, чем я начну даже произносить заклинание…
– Ну, – сказал он люто. – Темнишь, парень! Со мной не играют. Раз так, то разберусь сам…
Сухо щелкнуло, голова его дернулась. Я инстинктивно вызвал полную регенерацию, горло кольнуло, а Соммерс медленно повалился в сторону. Я перехватил его руку и выдрал нож, лезвие обагрено моей кровью до самой рукояти.
Из левого виска Соммерса торчит узкая рукоять кинжала. В четырех шагах материализовалась та чудовищная бодибилдерша, вся блестящая, начиная с массивных загорелых плеч, мускулистых рук и даже кожаного жилета с такими же кожаными штанами.
– Бла… благодарю, – прохрипел я. – Благодарю!.. Леди, вы спасли меня!
Она поморщилась, словно хлебнула уксуса. Я смотрел, как она деловито обшарила карманы убитого, быстро порылась в сумке, почти все переложила в свою, а пустую отшвырнула.
– Я очень вам благодарен, леди, – повторил я почтительно. – Вы поступили крайне благородно!
Она смерила меня убийственным взглядом, закинула сумку на плечо и пошла ровным шагом прочь. Чуточку обалделый, я торопливо догнал ее.
– Леди Джильдина! Я не знаю, как выразить… Моя шкура мне так дорога… Я пойду с вами и постараюсь как-то отплатить…
Она оглянулась, в синих глазах блеснул убийственный гнев.
– Отплатить? – прорычала она. – Что ты можешь, дурак?
Господи, мелькнула мысль, у них других слов нет, что ли? Дурак и дурак, даже еще новичок, могли бы иначе как-то.
– Не знаю, – ответил я растерянно. – Но я умею разводить костры, свежевать добычу…
Я едва поспевал за нею, она идет широким мужским шагом, могучая, как терминатор, и такая же безжалостная. Дорога пошла по косогору, я оскальзывался, в то время как шварценеггерша идет с легкостью, хотя я уверен, что по весу мы равны, а то она и тяжелее.
– Я вам пригожусь, – сказал я льстиво.
Прошло не меньше пяти минут, прежде чем она прорычала, не поворачиваясь:
– А чего ты увязался за мной на самом деле?
– Только из горячей благодарности, – прокричал я в мускулистую спину.
– Не ври.
– Святая правда!
Она остановилась и посмотрела на меня в упор. Я вздрогнул, взгляд беспощадных синих глаз пронизывает в упор, в них ничего женского или женственного, это даже не человек, а машина для убийства. И бесстрастный калькулятор сейчас решает, жить ли мне…
– Врешь, – повторила она. – Я могу чувствовать людей. Даже таких ничтожных… Твое счастье, что у тебя крупными буквами написано везде, что ты – дурак. Безобидный дурак.
Она повернулась, я минуту соображал, что был на волосок от смерти. Если бы подумал о ней плохо, она бы уловила это, и моя жизнь прервалась бы моментально.
– Леди Джильдина, – прокричал я, бросаясь следом, – да, я дурак в этом мире!.. Я вообще дурак! Но и дураки жить хотят. Хорошие безобидные дураки разве не лучше, чем умные и подлые враги?..
– Тебе какая разница, – прорычала она, – где сдохнуть?.. Здесь или через полмили?
– Лучше через полмили, – заверил я. – Леди, я не буду вам мешать!
– Ты уже мешаешь, – сказала она еще злее.
– Чем?
– Сопишь, хрипишь, хрюкаешь, – сказала она безжалостно, – на твой сладкий запах нежного мяса сбегутся звери со всего Круга.
– Ну придумайте, – заговорил я умоляюще, – неужели я ни для чего не пригожусь?.. Ну там для половых нужд, к примеру… Захочется вдруг потешить плоть, можно меня использовать… В смысле, дабы погасить огонь в своих чреслах…
Ее лицо угрожающе искривилось.
– Что?.. Я?
– А что? – удивился я. – Такая великолепная женщина!.. В полном расцвете сил и молодости!.. А тут еще такая жара…
Она не поняла, похоже, при чем тут жара, это я обливаюсь потом, а она сухая, как поджарый муравей, кожа хитиново блестит, брезгливо поморщилась, взгляд ее без слов показал, что оценивает меня не выше пробежавшей по гребню серенькой ящерицы, повернулась и пошла еще быстрее.
Я ринулся следом, она пару раз оглядывалась и делала угрожающий жест, мол, убью, как только подойдешь ближе. За это время красное небо начало обретать лиловый оттенок, Джильдина остановилась у группки скал, там заметная ниша, и когда бодибилдерша устремилась туда, я сообразил, что наконец-то решила остановиться на ночь. Под ногами хрустит соляная корка, справа заросли железного дерева, я нарубил мечом хвороста и, вложив меч в ножны, потопал к ней, гадая, как примет.
