— И мой брат оказался среди тех, кого посчитали достойным стать этой самой жертвой? — повысила я голос, чувствуя, как во мне закипает злость. — Считаешь, его смерть того стоила?
Надо отдать Фарли должное, она не стала лгать.
— Шейд знал, на что идет.
— А как насчет других? Как насчет детей, стариков и всех тех, кто не давал согласия становиться частью этой самой славной революции? Что будет, когда хранители примутся хватать невиновных, не имея возможности добраться до вас?
Голос Мейвена мягко зашелестел у меня в ушах:
— Вспомни нашу историю, Мара. Вспомни, чему тебя учил Джулиан.
Он рассказывал мне о том, что было прежде… О великой смерти и войнах… Но еще раньше, во времена, когда мир менялся, а не застыл в своем развитии, происходили революции. В древности люди восставали, сметая на своем пути империи, и тогда в мир приходили грандиозные перемены. Свобода подобна морским приливам и отливам, то приходит, то уходит с течением времени.
— Революции нужна искра, — сказала я, вспоминая, чему меня учил Джулиан.
Фарли улыбнулась.
— Ты должна знать об этом лучше любого из нас.
Но я не ощущала в себе уверенности. Душевная боль от утраты Шейда, горе моих родителей только умножатся, если мы продолжим борьбу. Скольким еще Шейдам суждено погибнуть?
Как ни странно, но именно Мейвен, а не Фарли попытался укрепить меня в вере.
— Кол считает, что перемены не стоят тех жертв, которые при этом неизбежны, — дрожащим, нервным голосом произнес он. — Однажды он взойдет на престол. Ты хочешь, чтобы Кол стал нашим будущим?
На этот раз ответ мой был тверд:
— Нет, не хочу.
Довольная Фарли кивнула головой.
— Уолш! Холланд! — поворачиваясь к слугам, произнесла она. — Насколько я знаю, вскоре во дворце состоится некое торжество?
— Бал, — произнес Мейвен.
— Невозможно, — подала я голос. — Охрана будет повсюду, кроме того, королева сразу же узнает, если что-то замышляется.
— Не узнает, — едва удерживаясь оттого, чтобы надо мной не посмеяться, произнес принц. — Моя мама не настолько могущественна, как хочет казаться. Даже у ее силы есть свои пределы.
Пределы силы королевы… От одной мысли об этом я сразу же разнервничалась.
— Как такое можно говорить? Ты же знаешь, что она со мной…
— Во время бала, когда вокруг нее все разговаривают и думают о своем, мамин дар бесполезен. Надо будет просто держаться от нее подальше и не давать повода заинтересоваться нами вплотную. То же самое относится к глазам Эагри. Ни о чем не подозревая, он не станет заглядывать в будущее, поэтому ничего не узнает.
Мейвен повернулся к Фарли. Спина пряма, словно стрела.
— Конечно, серебряные могущественны, но отнюдь не являются непобедимыми.
Обнажив зубы в улыбке, женщина слегка кивнула головой.
— Мы с вами свяжемся, когда настанет удобный момент.
— А могу ли я взамен кое о чем попросить? — хватая Фарли за руку, выпалила я. — Мой друг, тот, с которым я к вам приходила, хочет вступить в стражу. Я не хочу этого. Сделайте так, чтобы он не попал в переделку.
Женщина мягко высвободила свою руку. В ее глазах читалось сожаление.
— Надеюсь, ты не меня имела в виду?
К моему изумлению, один из сокрытых в тени ступил вперед. Красная тряпка на лице не могла замаскировать широких плеч, обтянутых изношенной рубахой, которую мне доводилось видеть не менее тысячи раз. Вот только сталь его взгляда и решимость были под стать мужчине раза в два старше Килорна. Рожденный быть алым стражником… Стремящийся в бой… Готовый отдать свою жизнь… Вы увидите красный рассвет…
— Нет, — тихо промолвила я, отстраняясь от Фарли.
Теперь-то я видела, что Килорн на полной скорости мчится навстречу своей судьбе.
— Ты знаешь, что случилось с Шейдом. Этого допустить никак нельзя.
Килорн сорвал с лица тряпку и потянулся вперед, желая, должно быть, меня обнять, но я отступила.
— Мара! Не надо вечно пытаться меня спасти.
— Я буду пытаться, коль скоро ты о себе совсем не думаешь.
Почему он добровольно решился стать пушечным мясом? Зачем это ему? Где-то вдалеке, постепенно нарастая, послышалось жужжание, но я сначала не обратила на него никакого внимания. Я очень старалась не расплакаться, стоя перед Фарли, Мейвеном и всеми этими алыми стражниками.
— Пожалуйста, Килорн.
Приятель помрачнел так, словно я не просила его, а оскорбляла.
— Ты сделала свой выбор, а я сделал свой.
— Я хотела тебя спасти, поэтому и согласилась, — вырвалось у меня.
Уму непостижимо, как легко люди возвращаются к старым привычкам, например начинают вновь пререкаться друг с другом, как в детстве. Сейчас, впрочем, на кону было куда больше, чем прежде, поэтому я не имела права, разругавшись с Килорном, умчаться прочь.
— Я заключила с ними сделку.
— Ты сделала то, что считала нужным, ради меня. Теперь, Мара, позволь мне сделать то, что я считаю нужным, ради тебя, — пророкотал его голос.
Я зажмурилась, стараясь унять душевную боль. Я защищала Килорна с тех пор, как его покинула родная мать, с тех пор, как нашла его полумертвым от голода на пороге своего дома. И теперь он не отступится, какие бы опасности ни готовило ему будущее.
Медленно я разомкнула веки.
— Энергия возвращается. Нам надо спешить.
Голос мой прозвучал холодно и отстраненно, уподобляясь электрическим цепям и проводам, которые возвращались к жизни.
Алые стражники мигом скрылись за деревьями зимнего сада. Уолш взяла меня за руку. Килорн попятился, не спуская с меня глаз.
— Мара! Давай хоть попрощаемся по-человечески.
Но я уже уходила, ведомая Уолш. Рядом шел Мейвен. Я не оглянулась на него. Килорн предал все, ради чего я стольким пожертвовала.
Когда ждешь чего-нибудь радостного, дни тянутся очень медленно, поэтому я не удивлялась, когда время, оставшееся до бала, пролетало с неимоверной быстротой. Прошла неделя. Никто с нами не связывался. Я и Мейвен пребывали в постоянной неопределенности. Тренировки. Протокол. Ненавистные обеды, после которых мне хотелось вволю поплакать. Каждый раз мне приходилось бесконечно врать, восхваляя серебряных и унижая красных. Только мысль об «Алой страже» не давала мне расклеиться.
Леди Блонос корила меня за то, что я какая-то рассеянная во время занятий. Мне не хотелось с ней спорить, доказывая, что я совсем не рассеянная, что научиться танцевать к Прощальному балу я все равно не успею. Мастерство, позволяющее мне при необходимости красться и двигаться неслышно, не могло мне помочь, так как у меня напрочь отсутствовало чувство ритма. Свою злость и агрессию, накопившиеся за день, я изливала во время тренировок, бегая и поджигая все, что только можно.
