Вахман внезапно ощутил прилив радостного ожидания: с таким чувством он просыпался в сочельник, если в течение года прилежно выполнял все требования бабушки и мог рассчитывать на долгожданный рождественский подарок.
Вахман уселся в грузовик рядом с водителем и сказал:
— Курфюрстендамм, пятнадцать.
Проезжая мимо Тиргартена, Вахман увидел, что район оцеплен эсэсовцами и полицейскими. Охота за предателями была в разгаре.
В ближайшей кондитерской Вахман купил коробку с пирожными, а в винной лавке — бутылку дорогого французского коньяка. Выпрыгнув из кабины грузовика, он приказал эсэсовцам взять под круговое наблюдение дом.
— Вы его узнаете легко: одноногий инвалид на протезе лет сорока пяти-пятидесяти. В любом случае через пятнадцать минут поднимитесь и войдете в квартиру. Вначале звоните, если в течение пяти минут не откроют, то ломайте дверь. И имейте в виду: он наверняка вооружен.
Вахман поднялся на третий этаж, держа в руке коробку с конфетами и под мышкой — бутылку коньяка. Прочитав на латунной табличке «Господин Герман Мур», Вахман улыбнулся и нажал на кнопку звонка. Выждав минуты две, он позвонил снова, с беспокойством подумав: «Неужели его нет дома?»
Но нет: щелкнул замок и дверь приоткрылась, удерживаемая прочной стальной цепочкой.
— Что вам надо?
Вахман сразу узнал этот голос: он никогда бы его не забыл. Сколько раз этот голос так же недовольно произносил: «Вы снова не знаете урока, Вахман! Дрянной мальчишка!»
— Это Вилли Вахман, господин Мур! Вы помните меня? Вы были моим учителем.
— Какого черта тебе надо, Вахман?
— Господин учитель, ваш суровый урок пошел мне впрок: я взялся за ум, поступил на государственную службу и теперь меня перевели в Берлин. Я узнал ваш адрес и явился выразить вам благодарность за все… отдать должное, так сказать!
Мур углядел через щель бутылку коньяка, и она явилась решающим аргументом. Загремела цепочка, и через несколько секунд дверь распахнулась.
Мур стоял в бриджах на подтяжках и нижней рубахе. Протеза не было: штанина была пришпилена к бедру английской булавкой, а сам Мур опирался на костыль. Очевидно, не столько слова Вахмана, сколько вид коньячной бутылки подвиг его впустить гостя: Мур явно был с жестокого похмелья.
— Заходи, Бахман.
— Вахман, господин учитель.
— Э-э… какая разница?! Я всегда рад видеть своих учеников!
Мур пропустил Вахмана, закрыл дверь на замок и цепочку.
— Проходи в столовую, будь как дома.
Несмотря на затрапезный вид Мура, в квартире было довольно чисто.
— А у вас уютно, господин учитель! — оценил Вахман. — Вы женаты?
— Да куда мне, ветерану войны, инвалиду… — махнул рукой Мур. — Фрау Айсман из квартиры напротив убирает раз в неделю. Небесплатно, разумеется! Тоже вдова, знавала лучшие времена… Ты садись за стол, я сейчас достану посуду.
Мур проковылял к буфету, торопливо достал два бокала и выставил на стол.
— Что у тебя там? Пирожные?! Ты с ума сошел! Я и пирожные?!
— Вот еще шоколад, — Вахман достал из кармана плитку и выложил на стол. — Очень хорошо к коньяку.
— Да уж, этот гораздо лучше. А пойло дорогое! Видать, у тебя жирное жалование!
Мур потянулся к коньяку, но Вахман отодвинул бутылку на край стола и торжественно произнес:
— Минуту, господин учитель! У меня для вас есть подарок и хочу прежде вручить его. У меня действительно отличная работа и хорошее жалованье. Но самое главное в моей работе то, что я наконец могу подарить вам то, что мечтал вам подарить всю жизнь.
— Ну, давай! Что там у тебя? — нетерпеливо осведомился Мур, косясь на бутылку.
Вахман достал из внутреннего кармана девятимиллиметровый «Ортгис». Вахман всегда боялся в минуту волнения забыть снять пистолет с предохранителя, а в «Ортгисе» это делалось автоматически, стоило только плотно обхватить рукоятку. Кроме того, он имел достаточно обтекаемую форму, чтобы не зацепиться за подкладку в самый важный момент.
Мур оцепенел, увидел черный зрачок ствола. Он даже не шевельнулся, но Вахман, — опасаясь, что учитель не утратил с годами стремительной реакции фронтовика, — не теряя времени, выстрелил ему в лоб. Голова Мура дернулась назад, и он рухнул навзничь на пол. Вахман обошел вокруг стола, посмотрел на расплывающуюся под головой Мура по паркету лужу крови, взглянул в его изумленные, — широко открытые, но уже ничего не видящие, — глаза и удовлетворенно произнес:
— Это самый достойный подарок тебе, свинья! Носи на его теперь до Страшного суда!
Раздался звонок в дверь. Пряча в карман пистолет, Вахман открыл дверь эсэсовцам и сказал с улыбкой:
— Все нормально, ребята! Шарфюрер, окажите любезность: там, на столе, остались коньяк, пирожные и конфеты. Захватите — они нам сегодня еще пригодятся.
Пока шарфюрер ходил за коньяком и пирожными, Вахман позвонил в дверь квартиры напротив. Учтиво приподняв шляпу, он вежливо осведомился у испуганной пожилой женщины, открывшей ему дверь:
— Фрау Айсман? Ведь вы убираете квартиру господина Мура?
Женщина кивнула, с ужасом косясь на эсэсовцев.
— Должен вас огорчить: он больше не нуждается в ваших услугах. Пусть эти сладости послужат вам утешением.
И Вахман передал ошеломленной фрау Айсман коробку с пирожными.
* * *
И в остальных двух адресах проблем не возникло: жирного толстяка из министерства путей сообщений Вахман застрелил в его собственном кабинете из его собственного пистолета. Объявив ошеломленному чиновнику об аресте, Вахман потребовал сдать оружие, что толстяк безропотно сделал. Выстрелив ему в голову, Вахман вложил маленький изящный, но мощный «Манн» в правую руку трупа и тут же сообщил об исполнении задания Гейдриху.
Пожилого профессора Крауса расстреляли на квартире вместе с женой: прислуги, на ее счастье, не оказалось дома — по случаю воскресенья ей дали выходной.
Вахман прибыл к Гейдриху и доложил об успешной ликвидации всех трех лиц, содержавшихся в его списке.
— Да, вы уже докладывали, я отметил этих трех, — ответил Гейдрих, сверяясь со своим списком. — А четвертый?
— Извините, бригадефюрер, но в моем списке было только три фамилии, — возразил Вахман, протягивая список.
— Да, странно… Видимо, адъютант не успел откорректировать ваш экземпляр, — с досадой заметил Гейдрих.
Он открыл папку и сказал:
— Записывайте: Ляйпцигерштрассе, четырнадцать, квартира двенадцать, СС-оберштурмфюрер барон Фридрих Леопольд Остен фон Штернберг.
Карандаш Вахмана, летавший по странице записной книжки, на мгновение замер.
— Извините, бригадефюрер… СА-оберштурмфюрер? — изумленно переспросил Вахман.
