– Правда, правда.
– А кого именно? – спросил я деловито и, взглянув на ее окаменевшее лицо, тут же извинился: – Ох, простите, леди Элизабет!.. Все эти дамы подождут, когда вы тут на очереди!
Она поджала губки, в глазах блеснули злые искорки и тут же спрятались за улыбочкой.
– Как вы откровенны, маркиз! «На очереди»… Вы говорите, что думаете, другие трусливо прячут такие мыслишки. В вас чувствуется сила, настоящая грубая мужская сила. Неотесанная, потому и манящая нас, женщин, потому что нам нужно опереться о кого-то сильного и надежного…
Ага, переходит к третьей фазе, демонстрации женской слабости и беззащитности. Щас я начну сопереживать, тут же предложу помощь и защиту, а тем самым влезу в расставленные ловушки. Впрочем, она поспешила с третьей фазой, переоценила свои чары, надо мужчиной все же повосхищаться подольше, чтобы размяк и начал смотреть на эту женщину, как на единственную, кто его понимает, а то все такие дуры вокруг…
Я зевнул и тут же сконфузился, попытался прикрыть ладонью широко распахнутую пасть, из-за чего звучный зевок превратился в придушенный недовольный рык.
– Простите, леди…
– Элизабет, – подсказала она ядовито.
– Да помню, помню, – ответил я виновато, – просто задумался в этом месте.
– Вы?
– Ну да. А че?
– Вы такой мужественный, – проговорила она с подъемом, – крупный, сильный, воинственный!.. Зачем вам задумываться, маркиз?
Ах ты зараза, мелькнула мысль. Не удержалась, начала язвить. Правда, со смиренным видом, уверена, что не врублюсь. Как же, деревенщина сиволапая. И еще из этого, медвежьего.
Я хмыкнул, утер нос рукавом и сказал довольно:
– Ага, я такой. Шо тут раздумывать? За жо… в смысле, за гузно и на сеновал! Все просто. А эти все пританцовывания, как селезень перед утками, не по-мужски. У нас все просто…
Я посмотрел на нее внимательно, она покраснела, поспешно начала обмахиваться веером.
– Ах, маркиз, вы такой мужественный, что я просто и не знаю, как себя вести рядом с таким человеком. Я сразу чувствую себя такой слабенькой, такой беззащитной…
Я про себя поморщился, слишком грубовато и напористо, хотя чего придираюсь, это же закладываются основы, а отточенности достигнут намного позже. Намного.
– Ничо, – сказал я и улыбнулся нагло, – здесь столько героев! Ходят стадами, не протолкнуться. Вы не видели сэра Эльриха?
– Королевского советника?
– Да.
Она поморщилась.
– Зачем он вам? Такой противный. Слова доброго от него не дождешься.
– Мы утром отбываем, – сообщил я. – В маркизат Черро.
Она в удивлении раскрыла прелестный ротик с дивно пухлыми губами.
– Зачем?
– Любопытно, – пояснил я. – Я ведь из медвежьего угла, вы правы! Мне все любопытно. Это вы все видели, все знаете, все умеете. А я, в отличие от вас, можно сказать, нецелованная девственница.
Она запнулась, щеки начали розоветь, а я поклонился учтивее некуда и пошел, нарочито позвякивая железом доспехов и погромыхивая щитом за спиной.
Глава 4
В коридоре прохаживаются стражи короля вперемешку с людьми герцога. Мне почтительно отсалютовали, я мимоходом кивнул, лицо небрежно-благосклонное, поднялся по лестнице. Графа Эльриха не видно, я бы не удивился, если бы, оставив его позади, обнаружил дефилирующим впереди по коридору.
Я спросил у одного из королевских стражей, где он сейчас, тот впервые не стал осматривать меня, как шпиона, торопливо ответил, что такие сведения не разглашаются, но если мне нужно, ему сейчас передадут.
Эльрих появился буквально сразу, едва я избавился в своей комнате от оружия, а доспехи уменьшил до браслетов, в который раз подивившись, что и весят теперь, как браслеты. Королевский советник сиял, как утреннее солнце, с порога заявил восторженно:
– Сэр Ричард, вы просто ошеломили всех!.. Где этот ваш благословенный медвежий край, что рожает таких благородных людей?
– Далеко, – ответил я.
– Сэр Ричард, – повторил он, – это… это неслыханно! Кем вы были в своем маркизате? Нет-нет, не рассказывайте!
– А че? Я поговорил бы…
– Его Величество уже в своих покоях. Там и расскажете.
– Да нечего рассказывать, – пробормотал я. – Думаю, медвежьи углы все одинаковы.
Стражи в коридоре с рвением отсалютовали, на мордах восторг, я им кажусь чем-то вроде них, таких же непрезентабельных, одетых куда уж проще.
– Не скажите, маркиз!
Король встретил нас все в том же кресле, только что не успел переодеться в роскошный халат. Я поклонился с прежней учтивостью, для меня ничего не изменилось, всем видом показываю, что я таких противников пачками бью каждый день.
Мы с Эльрихом сели по мановению королевской длани, король повернулся ко мне.
– Сэр Ричард! Так кем вы были в своем маркизате?
– Никем, – заверил я. – Младший сын! Впереди меня – пятеро. Это значит, что маркизом мне никогда не стать, пока живы старшие братья.
– Младший сын, – повторил Эльрих и посмотрел на короля. – Я говорил Его Величеству, что вы, скорее всего, именно младший. Это многое объясняет. И задиристость, и готовность к риску.
Король смотрел на меня пытливо.
– Всего лишь сын маркиза? – переспросил он. – Но как вы разговаривали с королем! Даже герцог Чегемр, это его советник, при всей его тугоухости ощутил в вас силу.
– И король Бекштайн тоже ощутил, – заверил Эльрих. – Потому и уступил так неожиданно.
– Спасибо, – пробурчал я, – но это для меня слишком лестно.
Король взглянул остро на советника.
– Видишь? Любой другой на его месте ликовал бы, что его принимают за более сильного, чем он есть! А этот понимает, чем такое чревато.
– Понимает, – согласился Эльрих. – Потому я так настойчиво советую вам отдать под его управление этот город.
Король взглянул на меня. Глаза дико блеснули.
– Сэр Ричард! Мы решили передать вам во владение город Блэйн, который вы сумели отнять у короля Бекштайна. Вы оказали нам великую услугу, не дав втоптать в грязь наше имя. Потому даже не благодарите, это мы должны вас благодарить!
У меня уже есть не один город на той стороне океана, мелькнула мысль. Сейчас те жители кажутся образцами добродетели, если сравнивать с этими. Там на ходу подошвы рвут, жизнь бьет ключом, всяк работает на износ, стремясь нахапать, нахапать, обойти соседа… а что эти? Как можно управлять людьми, что все получают на халяву? Вернее, как можно их заставить что-то делать, если экономические стимулы отсутствуют совершенно или ослаблены донельзя?
