Он ухватился за разбитый нос, заматерился и начал сыпать угрозами. Я грозно сдвинул брови и выразительно взялся за рукоять меча. Его друзья со злорадным хохотом ухватили пострадавшего дружка за руки и плечи, утащили к женщинам попроще, которые явно не пинаются.
Глава 3
Из распахнутых дверей гостиницы спиной вперед с грохотом и воплями вылетел крупный мужчина, за ним выкатился, роняя кровавые слюни, еще один, а следом вышел, набычившись и сжимая пудовые кулаки, здоровенный бугай, поперек себя шире, остановился на крыльце.
Я поднимался по ступенькам прямо, он взглянул на меня, на женщину за моей спиной и вдруг шагнул в сторону, отвесил изящный поклон.
– Приветствую, сэр, – сказал я легко, – всегда приятно встретить учтивого человека.
Он сказал нам вдогонку:
– Гитард д’Альбре, капитан корабля «Гремящий» к вашим услугам, сэр!
Я оглянулся уже из холла, улыбнулся и махнул ему рукой. Мужчины за столами опустили кружки с вином и пивом, уставились на мою женщину.
– Наверх, – сказал я. – Не отставай, Фатима.
– Почему Фатима? – спросила она.
– Не знаю, – ответил я беспечно. – Понравилось почему-то. Ассоциативный ряд бессознательного.
– Чего-чего?
Я отмахнулся.
– Не бери в голову. Не отставай, а то уведут.
В комнате она огляделась критически, но смолчала. Возможно, вспомнила, что это я ее купил, как козу, а не она меня.
– Располагайся, – сказал я. – Извини, что нет привычной тебе роскоши. Пользуйся тем, что есть.
Она замерла, в глазах метнулся страх.
– Привычной мне? Почему ты решил, что мне роскошь знакома?
– Да ладно, – ответил я, – передо мной можешь не прикидываться. Но перед другими – продолжай. Вообще-то твое знатное происхождение видно невооруженным глазом. Думаю, всем видно.
Она сделала попытку свернуть опасный разговор в сторону:
– А как глаз может быть вооружен?
– Может, – заверил я. – Ну в общем, ты меня поняла.
Она села и, сложив руки между коленями, смотрела на меня молча и строго. Наконец поинтересовалась:
– А если я была служанкой знатной госпожи? Потому роскошь мне и знакома?
– Не хитри, – посоветовал я. – Тебе не просто знакома, а ты ею пользовалась постоянно. Не ты была служанкой, а у тебя были служанки. Это ж какими пьяными и тупыми надо быть, чтобы не рассмотреть это сразу!
Она чуть-чуть улыбнулась.
– Я хорошо копировала своих служанок. А с тобой потеряла бдительность.
– Ты просто устала.
– Да, – согласилась она. – Очень. Что собираешься делать теперь?
– У меня дел много.
– Нет, со мной!
– Извини, что это я… Забыл совсем, что в присутствии женщины нужно говорить и вообще думать только о ней, единственной и неповторимой. Что-то я расслабился, как и ты… Уже сказал, у меня своих забот хватает. Скажу честно, я бы ради тебя не полез драться с драконом, но когда можно по дороге бросить монетку и освободить существо, у которого душа, а некоторые предполагают, что у женщин тоже есть… почему не сделать доброе дело? Вся наша жизнь из упущенных возможностей сделать доброе дело. Битва с драконом когда еще будет… да и будет ли, а вот добрые дела по мелочи надо делать всегда. При любой возможности.
Она слушала внимательно, пару раз поморщилась, я видел, в какие моменты, наконец пробормотала:
– Ты говоришь, как арианин. Ничтожные и слабые люди…
– Точно?
Она пожала плечами, бледно усмехнулась.
– В данном случае они правы. Но все равно – слабый народ. Их не убивают только потому, что безобидны. Но бьют и гонят – да, за дело… Только ты неправ насчет роскоши. Я не знала ее, мой народ презирает роскошь. Прав в другом, я не простая пастушка.
Ее взгляд теперь был полон королевского величия, но я не повел и бровью. Не признал в ней знатную особу, но и не напомнил, что сейчас она моя рабыня.
– Мой отец, – произнесла она с вызовом, – верховный вождь на одном из больших островов. Я не стану говорить тебе его имя, но я из знатного рода. И если поможешь вернуться, отец и родня щедро вознаградят.
Я развел руками.
– Считай, это одна из тех упущенных возможностей, которые я постоянно прощелкиваю хлебалом. Увы, у меня своих дел невпроворот. Я тебе дам денег взамен тех, что потратила на этот костюм… он, кстати, тебе очень идет, а дальше, лапушка, сама. Никакой награды не требуется, я всегда подбирал щенков и котят, за что получал взбучку от родителей.
Она нахмурилась, явно разочарованная реакцией.
– Ты пират, – сказала она презрительно, – какие у тебя дела на суше? Если доставишь к моим родным, золота получишь много.
Я покачал головой.
– Извини. Я гуманист, всегда готов помочь, и все такое… но по отношению к себе я гуманистнее. Проще говоря, сперва все мне, а потом, если что останется, другим. Было бы иначе – мир бы рухнул. Потому мы сейчас пообедаем, а потом я пойду по своим делам.
– А я?
– По своим, – отрубил я.
Она выпрямилась, во взгляде было презрение. Затем спросила с непередаваемым достоинством, словно подавала милостыню нищему:
– А если я сама приду в твою постель?
– Дорогуша, – ответил я кротко, – я понимаю, что я – лучший мужчина на свете и все такое, но я еще и с комплексами, как в высшей степени одухотворенная личность. В смысле, чувствительный такой… Ты скакнешь в мою постель, ошалелая от моей неслыханной красоты и прочих достоинств, а я буду думать, что хочешь отблагодарить за спасение! Это изранит мою чувствительную гордость, как моргенштерном по младенцу. Так что лучше не надо, поняла?
Она долго всматривалась в мое напыщенное лицо, я старался выглядеть как интеллигент, которому предложили выйти на субботник и убрать за чужой собакой, но все еще вглядывалась, наивная, пытается рассмотреть то, что я чувствую на самом деле. Вообще-то все женщины – блондинки, как мне кажется все чаще. Мужская душа – потемки. Мало ли что распространяем слухи, что мы – просты, а женщина – непредсказуема, но как раз все ее движения просты и понятны, а вот мы так и сами не понимаем, почему и что творим, и наутро после пьянки не раз хватаемся за голову: ну что за дурак, знал же, ну зачем все это снова…
Я высунулся в коридор, заорал:
– Эй! Вина и мяса в мою комнату!.. И живо!.. А еще хрюктов.
– Каких?
– Всяких! – ответил я лихо, как и подобает гуляющему вовсю пирату. – Разных!
Она наблюдала за мной с интересом. Некоторое время вроде бы пыталась переломить себя и держаться подобно служанке, но тут же отбросила притворство.
