Элейни внимательно присмотрелась к пожилому капитану, но ничего не екнуло у нее внутри и ничего не отозвалось на ее невысказанный вопрос.
Однако действие это увело ее от журчащего двумя голосами разговора в сторону собственных мыслей и тревог, дум о непознанном и манящем.
«Кто же ты? — думала Элейни, пытаясь увидеть лицо своего неизвестного благодетеля, который сначала синей молнией спас ее от жадных мужских рук и зияющего черного рта, затем перенес в место, где она сумела познакомиться с Илламом, которого полюбила всем сердцем, а потом позволил путешествовать вместе с Ллейном и Вайрой, которые были уже близки и дороги ей. Путешествовать, постоянно что-то теряя и приобретая взамен. — Чего же тебе надо от нас?..»
Элейни вдруг с внезапной тоской подумала, что она очень странный ребенок. Мучительные мысли и неотступно преследующий страх постоянно идут за ней по пятам, не упуская ни малейшей возможности помучить ее, довести до безумия или смерти, а она то горько страдает, желая покоя и определенности, свой дом и свою любящую семью, с трепетом совершая каждый шаг и переживая за всех, кто делит вместе с нею дорогу и жизнь, то, в краткие моменты слабости, вызванной глупейшей верой в будущее, которая всегда теплится в Элейниной душе, несмотря ни на что, девочка, всего лишь выспавшись несколько часов в нормальной кровати и узнав о том, что у нее, возможно, есть могущественный защитник и покровитель, готова путешествовать дальше, будто малыш с блестящими глазами, глупый до безобразия и бесстрашный, потому что наивный, то есть тупой...
Элейни вздохнула, потому что, несмотря на невольно подслушанное откровение Ллейна и Вайры, знаний о происходящем у нее по-прежнему было явно недостаточно. Внезапно решившись, девочка молитвенно сложила руки, зажмуривая глаза, и всем сердцем, всей страстной боязливо трепещущей, исполненной надежды душой обратилась в ночную темноту, шепча про себя разрозненные слова, которые в ее понимании были связаны с Ночью, Тайной и Темнотой.
Разговор Вайры и капитана по-прежнему тек, постепенно из разных истоков спускаясь в одно-единственное устье, а девочка все продолжала размышлять.
Постепенно она почувствовала, что все детско-шаловливо-дурашливое из нее улетучилось вместе с беспричинно-веселым. Остались только серьезность, тревога, надежда и скорбь. Веры у Элейни пока еще не было, ибо она не знала, во что ей сейчас верить. Но надежда ярко горела в ее сердце, переплетаясь с желанием воззвать и получить Ответ.
«Здравствуй, — закрыв глаза и погрузившись в темноту, сказала она, — я приветствую тебя. Не знаю, кто ты, но думаю, что ты был очень добр ко мне, а потому хочу сказать тебе спасибо... Не знаю, стоит ли тебя просить, но очень хочется сказать тебе... Мне страшно. Плохо то, что мне всегда страшно, с самого детства и вообще... Я все время чего-то боюсь, а уж если есть, чего бояться, так вообще все просто жуть. Мне очень хочется, чтобы все из наших, кто начинал это очень странное путешествие, кто сейчас здесь, и те, кто далеко, — все остались живы и здоровы. Мне хочется плакать, когда я думаю, где же сейчас Иллам, и что с ним. — Элейни тихонько прерывисто вздохнула. — Что-то я тревожусь за него, как будто с ним что-то случилось... Если ты можешь, помоги нам всем. Я очень хочу узнать, для чего мы здесь и что хорошего мы можем здесь сделать. Если мы не узнаем этого, наше путешествие так и останется бесцельным. Пожалуйста, ответь мне, — или Вайре и Ллейну, потому что они умнее, они взрослые...» — У девочки почему-то перехватило дыхание, и каждая из произнесенных ею фраз казалась ей слишком напыщенной, чрезмерно горделивой, очень наигранной, вконец наглой. Она пыталась просить о помощи того, кто и так уже дважды, если не трижды, спас от смерти из них всех одну только ее.
«Прости меня, — попросила она, опуская голову и сжимаясь в комочек. — Но я тебя все-таки прошу. Если ты слышишь меня, дай мне знак».
Так получилось, что к началу столь странной девочкиной молитвы разговор Вайры и капитана пошел на повторение примерно в третий-четвертый раз.
— О Боги, я снова устала, — сказала Вайра, помолчав около минуты, все это время разглядывая мужчину-старика, на лице которого была написана странная, отрешенная улыбка и который говорил комплименты почти бездумно, размышляя в то же самое время о чем-то внутри себя и не открываясь своими мыслями даже опытной и наблюдательной Вайре, видящей большинство людей насквозь. — О чем мы с вами говорим, капитан? — добавила она. — К чему все это? Вы пытаетесь тренировать полузабытое искусство ведения светских бесед?.. — Взгляд ее сделался печальным и трогательным, так, что мужчина, увидев и приняв его, немного растерялся и, оборвав свою речь, замолчал.
— Нет, что вы, — ответил он после паузы, — я вовсе не пытался красноречить сверх меры... Как-то оно само так получилось... А нам есть о чем с вами разговаривать, кроме болтовни и обсуждения серьезных дел, ради которого в основном я сюда и пришел?
— Н-да, — неопределенно ответила Вайра, рассматривая его волевое, осунувшееся лицо, в котором отражались смешанные чувства. Сама в общем-то испытывая примерно такие же. Печаль и неясная горечь посетили ее, и, хотя после своих нежданных воспоминаний о прошлом, коснувшихся ее сердца несколькими часами ранее, Вайра ждала появления чувств рано или поздно, сейчас она оказалась к ним не готова.
— Чего же вы ждете? — спросила она, пристально на него глядя. — Давайте говорить о важных делах. В конце концов я обещала своему эльфу дать отчет через час, а уже прошло почти двадцать минут.
— С чего начать? — спросил он, резко меняя позу, преображаясь и отдаляясь от нее сразу на несколько бесконечно длинных шагов. Становясь дипломатом, а не капитаном.
— Подождите, — тихо попросила она его, рассматривая это обветренное, закаленное, усталое и одновременно готовое выдержать еще большую усталость лицо, и неожиданно легко-легко улыбнулась, приняв решение. — Я придумала, как поменять программу нашего с вами общения, — сказала она, вставая и потягиваясь, чувствуя, как складки ткани натянулись, обрисовывая фигуру.
— Как же? — спросил он, также вставая, одергивая рубашку и делая крошечный шаг вперед.
— Очень просто. Одним махом решить оба вопроса, которые мучают нас уже примерно час...
Она опустила руки и, склонив голову набок, мгновение оглядывала его. Мыслей капитана не требовалось читать.
...Так получилось, что, когда Элейни закончила свою странную внутреннюю молитву, Вайра пошевелила свободной рукой, выбрасывая крошечную толику Силы, и свет в бревенчатой комнате погас, а кровать с перегородкой от остальной части сруба отделяла невидимая, непроницаемая для любых звуков стена.
Открыв глаза, девочка оказалась в полной темноте... и ночное зрение, недавно дарованное ей, сейчас почему-то исчезло. Элейни некоторое время неподвижно лежала на кровати, прислушиваясь к тишине и пытаясь понять: что это — знак-ответ или наказание за дерзость. Затем она вздохнула и медленно погрузилась в тревожный, вздрагивающий сон. Даже и не вспомнив о Вайре с капитаном.
Ей казалось, что время тревог кончилось, что начался покой, что существуют лишь его тело и мысли и близящееся краткое небытие; внутри нее разрасталось то, к чему она не стремилась, но что теперь так неожиданно счастлива была получить. Руки его были сильными, очень крепкими и легкими в то же время губы жаркими, гладкими и сладкими — внутри, в глубине распускалось нечто далекое, как прерывисто вспыхивающая звезда, и неотвратимое, как накатывающаяся приливная волна; пенная корона была все ближе и ближе, казалось, каждое движение подталкивает тебя туда, где беснуется невесомая, огненно-лучистая вода.
