Сирень колебалась.
Дракон вдруг замер и точно окаменел, превратившись в чудовищный кусок антрацита, в фантазию безумного художника, в морок.
— Я хочу знать… — прошептала она. — Хочу…
— Ох уж мне эти девицы, — хмыкнул рыцарь. — Не хотят просто быть счастливыми, не хотят просто жить, им обязательно надо знать… Правда… У меня тридцать три варианта этой штуки, могу предложить всякую правду. На любой взыскательный вкус.
— Правда всегда одна, — возразила Сирень.
— Это все философия, которая, как известно, псевдонаука. Правда — она как вода, поверь, я то знаю. А потом, правда — это всегда сугубо практическая вещь. Сейчас продемонстрирую.
Рыцарь скинул ранец, достал из него яблоко. Необычно зеленое, какое то даже сияющее, в окружающей белизне, капля лета. Сочное, яркое, тяжелое. Сирень подумала, что яблок она не пробовала, наверное, лет сто. Может, больше. Нет, явно больше.
Рыцарь кинул ей яблоко, резко и прямо в лицо. Сирень не стала уклоняться, просто взяла яблоко на подлете к собственному носу.
Оно пахло! Оно пахло изумительным и далеким летом, сеном, деревом, сахаром, цветами, солнцем и водой, горечью. Сирень не удержалась и впилась зубами в яблоко.
Сок брызнул. Она вгрызлась в яблоко сильнее, почувствовала, как хрустнули под зубами семечки.
— Вкусно?
— Угу, — промычала Сирень, продолжая жевать. — Отлично…
Это на самом деле было отлично. Просто здорово. Фантастически. Сирень кусала, грызла, чавкала, впивалась зубами…
Зубами!
Сирень едва не поперхнулась.
Она дожевала остатки, затем, не удержавшись, проверила десны языком. На месте голых мягких ямок в деснах выросли зубы. Они не успели достигнуть своих прежних размеров, но они были. На своих местах, настоящие зубы, гладкие, ровные, живые. Они не могли вырасти заново, но они выросли. И стояли как ни в чем не бывало.
Сирень уронила яблоко, потрогала голову.
Волосы.
Не очень густые, но вполне нормальные, обычные ее волосы, на всякий случай Сирень дернула. Ничего. Волосы сидели крепко, не вырвался ни один.
И ногти перестали слоиться.
И…
Она совсем забыла. Колено. Нога. Там начиналась гангрена, а сейчас… Сейчас, кажется, все в порядке.
— И вообще ты выглядишь неплохо, — сказал рыцарь. — Кстати, это, собственно, правда и есть.
— Как это… Я что…
— Какие мы все таки непонятливые, — помотал головой рыцарь. — Просто упорно непонятливые, все вам надо разжевать и в рот положить. Ну, молодежь бестолковая пошла, как с такой молодежью можно покорять пространство?
— Почему? — Сирень снова потрогала пальцем зуб.
Он был новый. Сидел плотно, не раскачивался, и вообще–Черный дракон ожил, зашумел, начал втягивать воздух и стал похож на аэробус, приготовляющийся к прыжку в небо, он задвигался, умудряясь при этом оставаться неподвижным, воздух вокруг него заколыхался, и Сирень в очередной раз подумала, что дракон — мираж. Фата–моргана, оживший воздух, застывший свет утренних звезд, последний выдох небесного змея Кетцкоатля.
— Потому что он вспомнил о тебе! — крикнул воин. — Потому что с зубами, с волосами и на обеих ногах ты нравишься ему гораздо больше! Кстати, и мне тоже! Потому что пришло время нам встретиться!
Дракон стал горячим. Сирень увидела, как под его лапами потек снег, как сделалось тепло и хорошо.
— Не грусти! Нечего теперь грустить. Мы отправляемся в Великий Поход и вернемся с победой! Пусть враги трепещут и пускают от ужаса ветры! Тьма идет!
Дракон пошевелил хвостом, неосторожно зацепил фонарь, и тот упал, подняв вокруг себя снежный фонтан.
— Не бойся, о, Прекрасная, — незнакомец топнул по крылу ногой. — Пробил урочный час! Да грядет Тьма, Прекрасная, летим!
