— И все таки давайте вернемся ко мне, — попросил Зимин. — Там что то про Наполеона было?
— Киньте кости, — кивнул Евсеев.
— А если выпадет двенадцать? Что делать мне? И вам?
— Ничего. То есть я пока не знаю. Давайте все таки попробуем. Кости.
— Хорошо. Только…
Зимин зевнул.
— Бред? — спросил Евсеев. — Вы считаете это бредом?
— Ага, — Зимин вдруг почувствовал, что хочет спать. — То есть во всем этом есть разумные моменты. Что касается «Пиратского берега»… Я с десяти лет тренировался, вот и побеждаю. Так что, пожалуй, бредовые моменты в этом есть. Мне казалось… Одним словом, тут есть над чем поразмышлять. — сказал Зимин и с тоской понял, что поспать у него вряд ли получится. Разве что устроиться на диванчике в отделе медицины, под пластиковым скелетом, и увидеть сны про и чесотку и аппендицит.
— Вполне может быть, вы и правы, — неожиданно согласился Евсеев. — Но вы сами… Тоже человек довольно бредовый. Склонный к безумию. Иначе почему вы спрятались в туалете?
— А вы сами где спрятались?
— Я нигде не прятался, я прошел по удостоверению. Не хотите спуститься вниз?
— Зачем? — насторожился Зимин.
— Не знаю, — пожал плечами Евсеев. — Все равно до утра сидеть. Посмотрим, что там. Вдруг библиотека Ивана Грозного? Кстати, тут в библиотеке прекрасный этнографический зал. Кости кинуть не хотите?
Зимин почувствовал, что кости согрелись, тепло из рук проникло в серебро, он сложил ладони шаром и принялся трясти кубики. Он тряс их на разный манер — и так и сяк, точно маракасы, но почему то никак не собирался их кинуть.
Евсеев поднялся из кресла. Он оказался гораздо выше, чем представлялось Зимину, настоящий богатырь. А вовсе не низкорослый, кривоногий, закомплексованный и прыщеватый, как представлялось раньше, Зимин снова подумал, что перестал разбираться в людях.
Евсеев сказал с печалью:
— Я всегда был лучше приспособлен к математике, хотя меня и тянуло к литературе. К истории, к музыке. Но я в этом совсем ничего не понимал. Знаете, это все равно что быть влюбленным в живопись и при этом быть слепым от рождения. Впрочем, отвлекся. Я хотел подойти после встречи с читателями, однако свет вырубили, пришлось разбираться… Тем не менее все это весьма кстати получилось, вы не находите?
— Не знаю… Посмотрим. Сейчас кости только кину. Раз, два, три, елочка зажгись.
Зимин вытянул ладонь над стеклом и разжал пальцы.
Кости упали, отскочили, стукнулись друг о друга и снова вернулись на стол и замерли.
— Так, — поморщился Евсеев. — Так–так…
— И что это означает? — поинтересовался Зимин.
Кости встали на ребра. Друг напротив друга.
— Трудно сказать, — Евсеев почесал подбородок. — Если честно, я такого никогда не видел.
Он ткнул кость, она упала на стол. Другая тоже. Евсеев взял кости, посмотрел, выбросил на стол. Кости исправно показали «три», Евсеев хмыкнул.
— Может, еще попробуете? — предложил он.
Зимин согласился. Ему стало интересно. В кости он не играл, и выпавший результат его заинтересовал, он взял кубики, хорошенько их потряс и выпустил на стол еще раз.
И во второй раз кости, отпрыгав положенное количество, встали на грани.
— Это шутка? — спросил Зимин. — Вы что то сделали с кубиками?
— Нет… — Евсеев ошарашенно помотал головой. — Ничего я не делал… Как это вообще сделать?
— Ну, вы то можете.
Зимин взял кубики. Кубики как кубики, совсем обычные, ну, только из серебра, ну, только с изумрудами.
— Конечно, не определить, — он задумчиво оглядел на кубики. — Вы, Евсеев, весельчак.
— Клянусь! — Евсеев заволновался. — Я вам клянусь, я к этому никакого… Ну, вы дома попробуйте, если хотите!
Правдиво, подумал Зимин. Или актер хороший, или на самом деле. Хотя человек такой профессии наверняка прекрасный актер.
— Попробую, попробую. Ну ка…
Зимин размахнулся и швырнул кости подальше. Они прогремели по полу, ударились об стену, выскочили на лестницу и запрыгали по ступенькам.
— Широко, — кивнул Евсеев. — Давайте искать.
Зимин поспешил к лестнице, Евсеев за ним.
Лестница была старинная, железная, с широкими гулкими ступенями, ковров на ней не лежало уже лет сто, и теперь ступени стерлись и поблескивали, Зимин направился в правый рукав лестницы, Евсеев в левый.
Зимин почти сразу нашел кубики — их трудно было не заметить, они блестели лунным электрическим светом на фоне темной лестницы. Зимин наклонился, протянул руку и тут же ее отдернул.
Потому что увидел — кубики не лежали на ступенях, кубики висели над ними. На одинаковом уровне, примерно в трех сантиметрах от металла. Висели.
— Нашли? — спросил Евсеев.
— Да. Вроде бы…
Он смотрел на висящие кубики и не понимал. Пытался как то это объяснить. Конечно, кости были не простые, Евсеев запихал в них что то, то ли магнит, то ли намагниченную ртуть. И вероятно, эта ртуть вошла в какое то взаимодействие с грозовым электричеством, в результате чего она теперь отражалась от железных ступеней лестницы. Благодаря чему кости и висели.
Кубики продолжали висеть.
Зимин протер глаза. На всякий случай, чтобы окончательно исключить возможность оптического эффекта.
Нет, все так и было.
— Что там? — спросил Евсеев. — Опять на ребра встали?
— Да…
Кубики висели над ступенями, нарушая все физические законы. Зимин попробовал вспомнить. Кажется, сие было возможно только при сверхнизких температурах. Или со сверхпроводниками. Одним словом, на лестнице областной библиотеки для детей и юношества игральные кости, пусть хоть и из серебра с изумрудами, висеть не могли никак.
— Я же говорил, — сказал Евсеев издали. — Все так и есть. Феномен.
Не видит, понял Зимин. Если бы видел…
Наверное, заинтересовался бы еще больше.
— И что дальше? — осторожно поинтересовался Зимин.
Он протянул палец к кубику.
Из острой грани выскочила острая белая молния, она клюнула Зимина между пальцев, причем достаточно болезненно, Зимин почувствовал, как электричество воткнулось в руку и пробежало практически до локтя. Он едва не вскрикнул, сжал зубы. Сам кубик упал на лестницу, а за ним упал и другой.
— Так что же дальше? — спросил Зимин.
— Пока не знаю, пока я в эту сторону не думал. Но мне кажется, нам стоит поддерживать отношения.
— Вы считаете?
Зимин взял кубики. Они были совершенно ледяными, точно их на секунду погрузили в жидкий азот. И тяжелыми.
