Не стоило здесь оставаться. Следовало уходить. Надо думать о том, зачем эта ловушка здесь устроена. Вряд ли для того, чтобы просто попугать. Ладно, посмотрим.
Я двинулась по коридору, смешно, с некоторых пор в моей жизни слишком много коридоров, но делать нечего. Вспомнила про Дрюпина, он, бедняга, наверное, там за шнур издергался весь. И теперь трясется, думает, что он один остался.
Коридор разошелся на три одинаковых рукава.
Так. Я остановилась. Лабиринт. Прекрасная новость — я угодила в лабиринт. Что то, кажется, Волк про лабиринты рассказывал, не помню точно, я ведь его не очень слушала, считала болтуном. Болтун он и есть. Правда, этот болтун сейчас где то там, в далеках, а я тут, в подвале, залитом теплой водой. Хорошо хоть Дрюпин свой шокер сделал водонепроницаемым и с предохранителем, а то шибануло бы наверняка.
Следовало выбрать коридор, я двинулась по левому. На самом деле разницы в этих коридорах, видимо, нет, куда бы ты ни свернул, все равно рано или поздно попадешь туда, куда надо. Или куда не надо.
Смотря кому.
Я шагала, стараясь особо не булькать, не спеша, держась стены и размышляя, как отсюда выбираться. В принципе, любой лабиринт должен иметь выход. Если это простой лабиринт, то выйти из него достаточно просто–Интересно, какого черта тут понастроили лабиринтов? И вода застойная, какая то густая, почти желе…
Я запнулась правой ногой и провалилась в это желе, едва успев задержать дыхание.
Что то длинное, похожее на пожарный рукав. Я вытащила эту дрянь из воды до половины и почувствовала, как у меня зашевелились волосы на голове.
Это была шкура большой змеи. Очень–очень большой змеи. Просто гигантской змеи.
Анаконды.
Поплавай с анакондами
Зимин закричал и вынырнул.
Вокруг него разливалась густая зеленоватая грязь, похожая на кисель. Зимин выпрямил ноги, не почувствовал дна, он всхлипнул и ушел в грязь, захлебнулся жижей и стал тонуть, и мгновенно почувствовал ленивое равнодушие. Он тонул, и ему было на это глубоко наплевать. Грязь затягивала в себя, убаюкивала, обещала покой, Зимин был готов принять этот покой, но тут до правой ноги дотронулось что то живое. В этом прикосновении Зимин почувствовал угрозу, оно не понравилось ему, и Зимин рванул кверху.
Он неожиданно легко разгреб грязь, снова вынырнул на поверхность и стал выбираться на сушу. Она оказалась совсем рядом, Зимин напрягся и в два гребка оказался на земле.
Поднялся.
Вокруг простиралось болото, бескрайнее, воздух приплясывал от разноцветных испарений, что то шевелилось вокруг на границе зрения, Зимин поворачивал голову, но поймать не успевал, зато почти сразу он увидел змею.
Сначала он решил, что это сгнившее бревно, полузатопленное, оно лежало метрах в десяти от него, блестело на солнце черной чешуей и пошевеливалось, умудряясь при этом оставаться недвижимым. И потом, никакое существо не могло быть такой длины и такой толщины, только дерево. А потом это дерево шевельнулось.
Зимин замер. То ли слишком тонкий и длинный крокодил, то ли слишком толстая змея.
Существо подняло голову, и Зимин убедился, что все таки змея. Тяжелая плоская голова повернулась в его сторону, Зимин услышал, как по спине забегали жуки.
Зимин стоял, стараясь не дышать, не двигаться, не моргать глазами, стараясь прикинуться мертвым. Но бесполезно, змея почувствовала его, Зимин услышал, как зашипела тварь, внюхиваясь в воздух.
А затем она направилась в его сторону. Медленно, лениво переливаясь по жиже, издавая ужасный звук скрежещущей чешуи. Зимин попробовал шагнуть в сторону, бесполезно. Ноги окаменели, Зимин попробовал дернуться, однако ничего из этого не получилось, ноги не сдвинулись. Зимин дернулся сильнее, и не вышло опять, змея тем временем приближалась. До нее оставалось метров тридцать, и Зимин чувствовал, как из за переливчатого блеска в угольно–изумрудной чешуе змеи начинает кружиться голова.
Он дернулся из последних оставшихся сил и заорал, и ноги оторвались, Зимин сделал шаг, потом другой и, наконец, побежал. Это было тяжело, точно за спиной у него объявился многокилограммовый рюкзак.
Змея перекатывалась, свиваясь и развиваясь в кольца, и поблескивая глазками, выпуская из розовой пасти раздвоенный длинный язык.
Зимин старался бежать и не оглядываться, что было совершенно невозможно, оглянуться очень хотелось, потому что Зимин знал, что тварь догоняет.
Анаконда ползла за ним.
Под ногами хлюпала грязь, он то и дело увязал в жиже, старался вырвать ноги, с каждым разом все тяжелее и тяжелее. Тварь не отставала, то приближаясь на расстояние броска, то отдаляясь, играя с Зиминым.
И вдруг исчезла. Шуршание чешуи смолкло, Зимин обернулся. Болото пошевеливалось, дрожал воздух, дрожали жижа и солнце… Зимин вдруг понял, что солнца нет. Свет был равномерно размазан по небосклону, в небе пульсировали отдельные солнечные сгустки, походящие на шаровые молнии.
Зимин наметил камень, возвышающийся над болотом, и двинулся к нему. До камня было недалеко, метров тридцать, и Зимин торопился. А потом…
Она возникла справа. Зимин увидел, как у нее сокращается горло, точно она только что кого то сожрала. Она глядела на него холодным пустым взглядом, и он отметил, что у твари маленькие, размером с крупную бруснику, глазки. Почему то именно это Зимина напугало особенно сильно, в этих глазках совсем не было жизни, только голод.
Зимин рванул, захлебываясь в жиже, утопая в ряске и тине, он быстро полз, подгребая ее под себя, переворачиваясь, влипая и с трудом отрываясь, тварь окружала. Именно окружала, Зимин слышал ее со всех сторон, и справа, и слева, и позади, и, кажется, даже сверху, она играла с ним. Забавлялась.
До камня Зимин добрался первым.
Вокруг камня гнили коряги, разные по размеру и степени корявости. Зимин, не оглядываясь, нырнул в них и замер, застыл, стараясь унять дыхание. Закрыл глаза.
То, что происходило с ним, было невероятно, он знал, что это невозможно, что так не бывает… но оно было.
Он попытался влезть в коряги глубже, начал пятиться и вдруг увидел прямо перед собой распахнутую красную пасть, почувствовал, как со всех сторон его окружает живое и сильное. Он попытался вырваться, но анаконда сжала кольца, Зимин услышал, как скрипнули суставы в правом плече, как начали сминаться ребра, как сплющилось о них сердце. Тварь яростно зашипела и впилась Зимину в голову, зубы вонзились в кожу, сорвали скальп…
Зимин заорал и проснулся.
Он лежал, уткнувшись лицом в подушку, старинная подушка, доставшаяся от бабушки, пух гусей, умерших задолго до того, как родился его отец. Кошмар. Во сне Зимин слишком тесно вжался в эту семейную подушку и стал задыхаться.
И пришли анаконды.
Все просто, проще не бывает.
