– Где этот сукин сын?
– Джунофф слушает. В чем дело?
– Джунофф, великий мозгоправ, хитроумный спасатель! Кто она такая? Как вам это удалось?
– Она? Не понимаю, о ком речь, – отозвался голос из Лейк-Эрроухеда.
– Как вам удалось запомнить столько подробностей – ведь я проходил у вас курс четыре года назад! Как вы посмели ей это рассказать? В каком театре она подвизается? Откуда у нее такие таланты и такая мгновенная реакция?
– Не могу взять в толк, о чем вы. И вообще, кто это говорит?
– Ну и мошенник!
– Ваша жена поблизости? Как ее зовут?
– Аннетта. То есть Анна.
– Дайте ей трубочку!
– Но…
– Позовите ее к телефону!
Он подошел к барной стойке, взял вторую трубку и протянул жене.
– Алло, – заговорил Джунофф с горы у озера, за сотни миль от их дома.
Голос так грохотал, что жене пришлось отстранить трубку от уха. Джунофф не унимался:
– Анна? У меня в следующие выходные будет потрясающая тусовка!
А напоследок:
– Приезжайте вместе с Констанс!
Младшенький
Проснувшись рано утром первого октября, Альберт Бим, восьмидесяти двух лет от роду, стал свидетелем чуда, которое случилось то ли ночью, то ли – как по заказу – на рассвете. Под одеялом, примерно в середине кровати, образовался характерный бугорок. Первой мыслью было, что затекшая нога слегка согнулась в колене, однако, поморгав спросонья, он все понял…
Это объявился его верный друг, Альберт-младший.
Или просто Младшенький, как окрестила его одна веселая девушка лет этак… подумать страшно… шестьдесят тому назад!
А тут Младшенький ожил, пришел, так сказать, в боевую готовность.
«Привет, – сказал про себя Альберт Бим-старший при виде этого зрелища, – давненько ты не вставал раньше меня – с июля семидесятого».
С июля тысяча девятьсот семидесятого года!
Он не спускал глаз с бугорка. Чем дольше задерживался на нем его испытующий взгляд, тем сильнее заносился Младшенький, полный решимости, настоящий красавец.
«Вот так штука, – подумал Альберт Бим. – Подожду, пока он вернется в исходное положение».
Зажмурившись, он выжидал, однако изменений не было. Точнее сказать, изменения никуда не делись. Младшенький не вернулся в исходное положение. Он никуда не спешил, предвидя какую-то новую жизнь.
«Так держать! – безмолвно скомандовал Альберт Бим. – Но ведь чудес не бывает!»
Он сел в постели, вытаращив глаза и едва переводя дух.
– Значит, ты еще постоишь? – воскликнул он, обращаясь к своему старому дружку, который сделался послушным, как прежде.
– А как же! – померещился ему тихий ответ.
Недаром в студенческие годы, во время тренировок на батуте, он веселил себя и однокашников уморительными перебранками с Младшеньким, который напропалую сыпал похабными шуточками. Среди многих талантов Альберта Бима чревовещание пользовалось наибольшим успехом, особенно в спортзале.
Немудрено, что Младшенький тоже обладал многими талантами.
– А как же! – повторил лукавый голосок. – Обязательно!
Альберт Бим вскочил с кровати. Пролистав половину записной книжки, он осознал, что нужные телефоны еще не выветрились из памяти. Лихорадочно вращая диск, он поочередно набрал три номера, не сдерживая дрожь в голосе.
– Алло.
– Алло!
– Алло!
Он звонил с островка старости через холодное море на летний берег. Ему ответили три женщины. Еще сравнительно молодые, застрявшие на шестом десятке, они стали ахать, умиляться, восторгаться, когда Альберт Бим огорошил их этой вестью:
– Эмили, ты не поверишь…
– Кора, случилось чудо!
– Элизабет, Младшенький вернулся.
– Воскрешение Лазаря!
– Бросай все!
– Лети сюда!
– Пока, пока, пока!
Когда он бросил трубку, ему вдруг стало страшно, что после всех этих треволнений Почетный Член Ночного Хот-Дог-Клуба Подстольных Игр отправится на покой. По спине побежали мурашки: не ровен час космический корабль развалится прямо на мысе Канаверал до прибытия восторженной толпы.
Опасения были напрасными.
Для солидности насупившись, Младшенький стоял навытяжку и радовал глаз.
Альберт Бим, на девяносто пять процентов мумия, на пять процентов светский лев, еще метался по дому нагишом, прихлебывая кофе, чтобы окончательно проснуться самому и взбодрить Младшенького, а на подъездной дорожке уже затормозили три машины; пришлось спешно набросить халат. Забыв пригладить дико всклокоченные патлы, он побежал встречать девочек, которые на самом деле были не девочками и даже не девушками, но и на леди не тянули, если уж совсем честно.
Не дожидаясь, пока перед ними распахнут дверь, они начали бешено молотить по ней кулачками, словно кувалдами, – такой стоял грохот.
Ворвавшись в дом, они едва не сбили с ног хозяина и мигом оттеснили его в гостиную.
Одна когда-то была рыженькой, другая блондинкой, третья брюнеткой, но прежний цвет волос – натуральный или искусственный – теперь заменили всевозможные оттеночные пенки и бальзамы. Запыхавшиеся гостьи хихикали и смеялись в голос, увлекая за собой Альберта Бима. Они разрумянились от веселья, а может – кто их разберет? – покраснели в предвкушении антикварного чуда. Причем сами они были полуодеты: каждая второпях завернулась в халат, чтобы стремглав примчаться сюда и порадовать Лазаря, торжественно восставшего из гроба.
– Альберт, неужели это правда?
– Без обмана?
– Помнится, ты обожал нас лапать, а теперь задумал облапошить?
– Крошки мои!
Альберт Бим покачал головой и расплылся в широкой, добродушной улыбке, тайно ощущая такую же улыбку своего Голубчика, Дружка, Приятеля, Братишки. Лазарь дернулся от нетерпения.
– Без обмана. Кроме шуток. Прошу садиться, дамы!
Плюхнувшись в кресла, женщины обратили розовые личики и торжествующие взгляды на старого спеца по космическим ракетам, готового начать обратный отсчет.
Альберт Бим взялся за борта купального халата, который, как и было задумано, мало что скрывал, и стал томно переводить глаза с одного лица на другое.
– Эмили, Кора, Элизабет, – ласково начал он. – Вы были неподражаемы, такими и остались, такими будете всегда.
– Альберт, солнышко, мы умираем от любопытства!
– Минутку! – прошептал он. – Мне нужно… вспомнить.
