Словом, начнем процесс научного познания мира. Это непросто, позиции магии сильны, что вполне объяснимо, но найдутся же гордые сердца, что захотят знать, что именно они делают и почему получается так, а не иначе? Это и будут первые настоящие ученые.
Макс поглядывал искоса, я за всю дорогу не проронил ни слова, уйдя в свои мысли, наконец он сказал вопросительно:
- В крепости уже поговаривают, мол, какое из двух зол меньшее - отдать богу душу или продать ее дьяволу?
Я буркнул одобрительно:
- Оппозиция не дремлет… Ну-ну.
Макс сказал просительно:
- Ну, лучше бы им как-то рты заткнуть?
- Как? - спросил я.
Он потупился на ходу.
- Не знаю. Может, избавиться от всех чернокнижников? А то много их что-то… Священники уже заметили, беспокоятся.
Я вздохнул:
- Макс, мой меч может сломаться, как и доспехи. Но моя вера никогда не сломится, никогда не иссякнет. Верь! И другие поверят. Или, еще лучше, увидят.
Выбрав день, я велел Миртусу собрать в одном зале магов, алхимиков и прочих чернокнижников. Сам выступил с речью, в которой их перекрестил в ученых и велел раскрывать тайны природы по Декарту, а не пытаться возрождать древние секреты, и объяснил, почему нужно строить именно пирамиду знаний.
Абсолютное большинство слушало с недоверием и недоброжелательством, которое тщательно скрывали, как же, могучий лорд, живем на его деньги, надо поддакивать этой тупой скотине. Миртус откровенно переживал за меня, сам исхудавший еще больше в роли руководителя этого вечно недовольного племени.
В заключение я блеснул знаниями, что застряли у меня в голове со школьной скамьи, познакомил с основами геометрии, алгебры, химии. Вот тут у многих заблестели глазки, а у кого-то и потекли слюнки. Кое о чем только догадывались, а я сформулировал перед ними просто и небрежно, как свое давнее и полузабытое знание, что-то узнали только сейчас, и я видел, как руки уже чешутся от желания проверить, в самом ли деле закон Ломоносова-Лавуазье - закон, а не случайность. Другие морщили лбы, стараясь удержать странное и ослепительное откровение, что в их мире существуют даже отрицательные числа, и с ними можно работать так же, как и с обычными, получая добавочную мощь…
- Наша цивилизация, - сказал я с пафосом и откровенно любуясь собой, - это не дорога озарений, а медленное и кропотливое наращивание кирпичиков этаж за этажом. Потому то, что вы формулируете, должно быть доступно и другим. Для этого не требуется никакого магического дара. Достаточно просто не быть идиотом.
Миртус дергался, бросал взгляды в зал. Застывшее в гримасе лицо постепенно расслаблялось. Недовольных не так уж и много, хотя есть, даже несмотря на то, что он сам провел предварительную селекцию: не приглашал в мой замок алхимиков, что упорно ищут пути восстановить контроль над Демонами Древних, а из приехавших, часть оставил в лаборатории, рассудив, что будут только спорить, заранее отвергая любые аргументы молодого лорда.
Когда маги расходились, я кивнул одному:
- Тебя как зовут?…
Он послушно остановился.
- Филициус, ваша светлость.
- Задержись, Филициус, - сказал я милостиво.
Миртус смотрел с вопросом в глазах. Я кивнул ему на кресло, Миртус послушно сел, а Фелициус дождался отдельного приглашения, хоть и втрое старше меня по возрасту, но не решается сесть в присутствии лорда без строгого приказа с его стороны.
- О вас идет слава, - сказал я, - как о книжнике. И еще у вас множество учеников, что весьма…
Я остановился, заметили ли оба, что я в слове «чернокнижник» опустил «черно», а Миртус, уже зная мою идеологию, подсказал почтительно:
- …похвально.
- Да-да, - согласился я. - Это говорит, что вы щедро делитесь знаниями, в то время как большинство ваших коллег жмотничают.
Филициус несмело улыбнулся.
- Вообще-то и меня осуждают.
- Делиться знаниями, - сказал я, - признак силы. Я тут придумал, как вы сможете еще больше распространять свои знания… и вообще - знания.
Он смотрел почтительно, но в его взгляде я видел, какого мнения он о моих придумках, да и Миртус молчит, я даже не огорчился, скоро будут думать иначе, сказал торжественно:
- Начинаем проект «Гуттенберг».
Миртус спросил осторожно:
- Это что?
- Типография, - объяснил я с пафосом. - Довольно переписывать книги от руки, всякий раз добавляя ошибки, подправляя, искажая, а то и заменяя тексты! Будем - пе-ча-тать!
- Это как?
- Я объясню. А пока выберите среди прибывших плотников хороших столяров. Желательно краснодеревщиков с опытом тонкой работы по дереву. Когда объясню, что требуется, те сами подыщут нужные сорта дерева.
Я отпустил их милостивым кивком и мановением руки, уже научился делать вот так кистью, небрежно и вроде бы не оскорбительно, мол, идите играйте, а я буду мыслить над тем, чтобы всем было хорошо и счастливо.
Ничто не уходит бесследно, это особенно верно в отношении язычества. Церкви не зря строили на месте разрушенных храмов: чтобы народ приходил по многовековой привычке. Даже ритуалы языческие на самом деле не отменили, а изменили, хотя в этом церковь старается не признаваться.
И даже сейчас чуть ли не в каждом христианском обряде вовсю проступает язычество. Разве что пожирание жертвенного животного заменили символическим пожиранием «плоти и крови Христа», а сладкий запах сжигаемого на кострах мяса жертв заменили похожим запахом ладана.
Так чернокнижники и алхимики плавно и незаметно перейдут в стаз просто книжников и ученых-естественников. С прошлым будет демонстративно покончено. Это потом пропаганда подаст так, что вот появились особые светлые люди, создали новый чистый мир. Но мы-то знаем, что самые праведные христиане вышли из самых что ни есть пресыщенных и обожравшихся всеми благами язычества. Первыми апостолами были гонители христиан, что потом «одумались», отцами церкви стали как раз очень просвещенные язычники, изучившие христианство и принявшие его как раз «по уму», а не «по сердцу».
Натыкаясь на Асмера и Бернарда, я малость тушевался. Все-таки совсем недавно они были надо мной на высоте просто недосягаемой, но, оказалось, Асмера мало заботит, что я, недавний простолюдин, вдруг оказался уже гроссграфом. Бернард вообще-то обронил, что однажды видел герцога, тот путешествовал не просто инкогнито, а вообще в личине странствующего актера и менестреля.
Конечно, Ланзерот высокомерно проигнорировал мое приглашение прибыть на передний край борьбы со Злом. Для него наибольшее зло на свете - император Карл с его армиями и жаждой власти, но Асмер и Бернард, убедившись, что Карл в самом деле отвел войска и как-то странно затих, жаждали борьбы, и теперь, получив от меня широкие полномочия, рьяно взялись за укрепления обороноспособности Армландии. Асмер набрал из простолюдинов желающих стать лучниками, Бернард готовил копейщиков, самую надежную защиту от конницы.
