Она перестала улыбаться, глаза сузились, а щебечущий голосок приобрел неприятный оттенок:
- Значит, вы победили его нечестно?
- Честно, - возразил я.
- Как же честно?
- Точно по условиям схватки, - пояснил я. - А кто что говорит - это не регламентируется.
- А вы чем воспользовались? Колдовством?
- Слово - великая сила, - сообщил я многозначительно. - В начале было Слово. Думаю, в конце тоже будет Слово. Только другое.
Она все больше серьезнела, спина ее выпрямлялась, от дружеской теплоты общения не осталось и следа, я замолчал, уже видно, что сглупил, не надо было такое рассказывать, но как же, восхотелось показать себя не только Ахиллесом, но и хитроумным Одиссеем.
Наконец она проговорила совсем ледяным голосом:
- Таким образом, я еду не с сильнейшим в мире рыцарем, а с жуликом, который сумел нечестно и даже подло победить благороднейшего из живущих на земле мужчин!
Я поморщился:
- Леди, оставьте эти рыцарские штучки. Женщины - ближе к природе, им должно быть важнее другое: кто победил, уцелел, выжил. Мне самому такое противно напоминать, но скажу: чаще бывает, что честные и отважные герои полягут в битве, а сбежавший подлый трус возвращается и брюхатит их овдовевших жен! Таким образом герои лишаются бессмертия даже в детях, зато потомство труса определяет развитие цивилизации.
Она отвернулась, я пристыженно умолк. Такая отвратительная правда коробит даже меня, потому мне как политику предстоит и здесь сделать нечто, чтобы трусы не получали преимуществ над честными людьми. А для этого, увы, придется воевать как можно меньше, другого пути пока не вижу, а еще перед трусами и жуликами возвести прочные барьеры, через которые честные люди будут проходить, даже не замечая…
Мы заканчивали обед, когда Бобик вдруг вскочил и унесся очень уж целенаправленно, а Зайчик насторожил уши. Вскоре донеся конский топот, в нашу сторону мчались, придерживая испуганных Бобиком коней, рыцари в походных доспехах.
Я поднялся, рассматривая их внимательно. Мой меч рядом, достаточно протянуть руку, все остальное тоже при мне, а главное - Зайчик готов подставить спину, так что уйду от любой погони.
Всадники на крупных рыцарских конях, покрытых красными, зелеными, оранжевыми попонами, у многих коней пышные султаны между ушей, как и у всадников на шлемах. Панцири блещут, на треугольных щитах разъяренные львы, тиры, вепри, медведи, только у одного мелькнул молодой дуб с вырванными корнями, я уж подумал, что знаю его имя, хотел удивить эрудицией, но дубоватый рыцарь затерялся в задних рядах.
Они не опускали копья для схватки, зато окружили так, чтобы я не смог при неблагоприятном развитии событий удрать. За моей спиной раздался довольный возглас моей пленницы:
- О, здесь и сэр Пениберд!… И сам доблестный сэр Рабермэйл! Ну вот и все, сэр Ричард!… Вы свободны. Это люди моего отца, дальше я поеду с ними.
Рыцари согласно зашумели, один проворно покинул седло и, подбежав к нам, преклонил колено. Леди Филиппа попыталась проскользнуть к нему, но я придержал ее рукой.
- Нет.
Она вскрикнула негодующе:
- Что это значит?
Рыцари смотрели заинтересованно, но еще без вражды. Я покачал головой и повторил:
- Нет. Я обещал сэру Тамплиеру доставить вас к родителям. Мой долг рыцаря так и поступить.
Рыцарям, похоже, не понравилось, в то же время понимают мою правоту. Нельзя женщину передавать в руки незнакомцам, надежнее ее лично доставить в замок отца.
Она сказала возмущенно:
- Я приказываю!
Я покачал головой.
- Я не ваш человек, высокородная леди. Мне вы не можете приказывать.
- Рыцарь должен подчиняться даме!
- В куртуазных делах, - напомнил я. - А здесь дикое поле, где правят совсем другие законы.
- Здесь мои люди!
Я развел руками:
- Извините, но мне кажется, ваши рыцари понимают мою позицию.
Она сказала резко:
- Здесь приказываю я!
Рыцари молча отводили взгляды.
- Во всем, - согласился я, - что не касается ратных дел. Зато в таких важных, как вышивать, вязать или закалывать волосы. И всякие там гребни носить - это самое важное, я не спорю и не пытаюсь вмешиваться. Даже подсказывать не рискну.
Коленопреклоненный лорд опустил взгляд, пряча усмешку. Другие рыцари поглядывали индифферентно, но один, отличающийся огромным ростом и массивной фигурой, весь медведистый и с гербом медведя на щите, прорычал с вызовом:
- Сэр, на вашем месте неблагоразумно спорить.
- Мне? - спросил я надменно и с наигранным изумлением.
- Вам, - ответил он с нажимом.
- Я эту леди отобрал у сэра Тамплиера, - сообщил я, - победив в поединке.
Наступило молчание, все смотрели с великим почтением, даже медведистый притих, но леди Филиппа прокричала возмущенно:
- Он победил Тамплиера нечестно!… И он сам в этом признался.
Рыцари начали переглядываться, а медведистый взревел злорадно:
- Я так и знал!
Я спросил холодно:
- Что вы знали, сэр?
- Что обманом заполучили нашу леди!… Сэр Тамплиер не тот рыцарь, который вам отдал бы!
- Что, - уточнил я, - леди?
Он, как ни странно, в ловушку не попал, а проревел еще злее:
- Победу!
Я сказал еще холоднее:
- Сэр, это звучит как обвинение.
Он рыкнул:
- Это оно и есть!
- Тогда это еще и оскорбление, - добавил я.
Он выпрямился во весь рост и грянул во весь голос:
- Принимайте его, как поняли!
Напряжение сгустилось, рыцари начали подавать коней в стороны, только медведистый остался на месте. Я вздохнул:
- Леди Филиппа, у вас очень неучтивые рыцари. Уж извините…
Медведистый взял в руки копье, но увидел, что я и не подумал шагнуть к своему жеребцу, прорычал довольно, что так еще лучше, спешился и снял с седла огромный двуручный меч.
- Я барон фон Данберг, - сказал он так громко, что это имя должно меня испугать.
- Так и напишу на вашей могиле, - сообщил я любезно.
Леди Филиппа напрасно тянула за повод и дергала Зайчика. Он и не догадался сдвинуться хотя бы из вежливости, а рыцари зачарованно ждали поединка. Я сделал несколько частых и неглубоких вздохов, очищая мозг и нагнетая адреналин. Прошло то время, когда я дрался здесь так, как дерутся другие, осторожничал и подражал чужой манере боя, по глупости полагая, что раз эти люди дерутся с детства, то умеют это делать лучше меня.
