Макс усилием воли заставил себя выйти. Он почти бегом пронесся по длинному коридору, проклиная монахов, которые его придумали, и взбежал по лестнице. Ему было все равно, куда она ведет. И когда он оказался на улице, с торца гостиницы, то даже не удивился. Только напугал своим видом женщину – местную жительницу, которая неторопливо выкладывала содержимое мусорного пакета в четыре установленных здесь же бака – для стекла, для пластика, для чего-то еще. Макс огляделся и пошел вниз по улице, бессистемно сворачивая в закоулки, не зная, куда и зачем. Когда он оказался на трассе – обычной городской трассе, по которой ехали машины, где стояли светофоры, он вздохнул с облегчением. Да, хватит с него квестов, закоулков и гобеленов. Он хочет жить в цивилизации.
Макс двинулся вдоль дороги и остановился только потому, что перед ним оказалась церковь. Та самая, которую он видел из окна, – башня, одиноко и грозно высившаяся на пустыре. Трасса внезапно уходила резко влево. Даже шума здесь не было слышно. Макс дошел до церкви, но она была закрыта. Ни одной живой души. Странное сооружение не призывало войти, не обещало приюта и успокоения. Оно изгоняло. Макс оглянулся и понял, что за считаные минуты преодолел огромное расстояние. Поверить в то, что видишь собственными глазами, было невозможно – нельзя пройти несколько километров за такое короткое время. Хотя сколько минут прошло? Десять, пятнадцать? Макс посмотрел на часы, и ему стало по-настоящему страшно. Час. Он шел ровно час и даже этого не заметил. Город остался далеко на холме. Так далеко, что казался игрушечным, как эта церковь, которую он видел из окна своего номера. Вблизи же она была огромной. Тяжелый, мощный храм, устрашающий своей массивностью. Нависающий над случайным путником. Давящий, прижимающий к земле никчемного грешного человечка.
Дорога назад была тяжелой. Макс шел долго, ноги болели, тропинка, по которой он решил срезать путь, оказалась круче, чем он думал. Нестерпимо хотелось пить. Едва дойдя до стены, опоясывавшей город, Макс кинулся в первую попавшуюся лавчонку, в которой мужчина расставлял свои товары – страшных кованых ящериц, чугунные утюги, магниты на холодильник, светильники на бронзовых львиных лапах. То ли китч, рассчитанный на туристов, то ли настоящие находки для ценителей. Не поймешь.
– Воды, простой, – попросил он.
Мужчина продолжал расставлять ящериц.
– Воды! Пожалуйста! – взмолился Макс.
Мужчина аккуратно закончил смотр своих чудовищ и наконец выдал Максу бутылку воды.
– А что за церковь? Вон там? – поинтересовался Макс.
Поскольку мужчина не отвечал, занявшись светильниками, Макс решил, что продавец не понимает по-английски.
– И сигареты. Пожалуйста. – Макс для убедительности показал на пачки, стоявшие в витрине.
И снова продавец проигнорировал просьбу, продолжая любоваться товаром – достаточно уродливыми, с точки зрения Макса, лампами, украшенными грубой мозаикой.
– Жаль, что у меня нет стартового пистолета, – сказал Макс сам себе, – он бы сейчас очень пригодился.
– Вы были в церкви? – спокойно спросил продавец на хорошем английском, выдавая Максу пачку сигарет.
– Да, а как вы узнали?
– Не нужно туда ходить. Церковь редко бывает открыта. Только по особым дням.
– Почему?
Мужчина пожал плечами и занялся магнитиками.
– Почему? – чуть не заорал Макс. – И дайте мне еще жвачку.
– Потому что в этот храм не пускают душевнобольных – болезнь усиливается. Никто не знает почему. Но там же изгоняют бесов. Очень хорошо изгоняют. Моему соседу помогли, только его мать умом совсем тронулась. Вам туда не надо.
– Я не душевнобольной! – Макс не замечал, что уже перешел на крик.
– Да, мать моего соседа тоже так говорила. Да и мы за ней ничего такого не замечали. Сосед-то точно бесноватый был. Как она с ним мучилась! Сейчас все наоборот. Он нормальный, а она совсем того… Это же церковь тамплиеров. Так говорят. Я к ней и близко не подхожу. У меня же лавка, торговля, покупатели. Мне нельзя рисковать. А таких, как вы, ко мне много заходит. Я уже привык. И сразу понимаю – кому можно в церковь идти, а кому нельзя. Вам нельзя.
– Я здоров!
– Конечно. Так все говорят. – Мужчина пожал плечами.
Макс вышел из лавки и побрел в сторону гостиницы. Через час – его лекция, а он так и не подготовился. И вообще выбился из рабочего графика. Вот сейчас он свернет направо, потом вверх по улице и резко налево.
Да, так и оказалось. Уже через пять минут он вошел в вестибюль и решительно направился ко второму лифту мимо библиотеки, спустился по лестнице и приехал на свой этаж. В номере Макс принял душ и переоделся в свежую одежду. Открыл пошире окно, впуская воздух, и сел за стол перед компьютером. Удивительно, что вай-фай в этом странном отеле работал идеально. Макс положил руки на клавиатуру и вздрогнул. Мгновенно разделся, пошел в ванную и долго стоял перед огромным зеркалом, не веря собственным глазам.
Да, торговец из лавки оказался прав – Макс был болен. Он давно и мучительно страдал от псориаза, еще со студенческих времен. Руки, голова, ноги и спина всегда были покрыты язвами, которые нестерпимо зудели и уберегали его от случайных командировочных связей. Да и вообще от каких бы то ни было человеческих связей, за исключением рабочих. Под рукавами рубашки, которые были чуть длиннее положенного, красные прогалины кожи были не так заметны. Макс повсюду возил с собой дорожную косметичку, забитую мазями, кремами, таблетками. Но болезнь отпускала лишь на время, давая небольшую передышку, легкое облегчение, чтобы сразить новым мощным приступом. Исхоженные вдоль и поперек кабинеты врачей и целителей нетрадиционными методами уже не давали надежды на избавление. Один шарлатан за огромные деньги выдвинул нестандартный диагноз: «На вас проклятие». Макс расхохотался, пообещал привлечь псевдоцелителя к ответственности, но потом задумался – может, это и вправду проклятие? Но за что? За грехи предков? За род, о котором Макс ничего не знал и знать не хотел?
И вот сейчас он стоял перед зеркалом и видел, как пятна, которые уже въелись в кожу, превратившись в рубцы, побледнели, сошли. И он уже сутки не чувствовал привычного зуда. А руки, запястья, как по волшебству, нарастали новой кожей. «Так не бывает», – подумал Макс и снова оделся. В номере зазвонил телефон:
– Да, – испуганно сказал Макс в трубку. Он всегда боялся неожиданных звонков.
– Максим Витальевич, мы вас ждем через полчаса в зале для конференций, – прощебетала в трубку девушка-организатор, которая, договариваясь о лекции, переходила грань делового общения и чуть ли не напрашивалась на кофе, чтобы «обсудить все моменты».
– Хорошо, – ответил Макс и положил трубку, хотя девушка продолжала что-то говорить.
Оля? Да, девушку звали Оля. Или Лена? Или Лена. Не очень симпатичная, явно за тридцать, полноватая, но с идиотской верой в принца, который ее ждет. И в то, что этот принц должен зарабатывать, уметь готовить, иметь квартиру, машину, а она – принцесса – будет приходить домой после работы, есть отбивную, которую он ей приготовил, нюхать розы, которые он ей подарил, и класть ему голову на плечо, замирая от счастья. Макс таких терпеть не мог. А они на него прямо вешались – неженатый профессор, востребованный, вежливый.
