– Хорошо, – заверил я, – малость добавлю. Но учти, там дальше пойдет уже рыхлый камень. Нужно будет только грузить на телеги и вывозить. Так что оплату могу еще и снизить.
Он сказал с сомнением:
– Рыхлый? Знаю по опыту, что чем дальше, тем камень плотнее.
– Здесь будет иначе, – сообщил я уверенно. – Чем вас тут кормят?
– Мы сами закупаем продукты, – объяснил он. – У нас артель, лишних денег не тратим.
– Но жрать надо хорошо, – сообщил я им новость. – А то на работе попадаете. Пойдем к котлу, я перекушу с вами. Так спешил, что в крепости даже не поужинал.
Он был в шоке, видно по лицу, но лишь проговорил смиренно:
– Неужто ваша светлость будет есть из одного котла с простыми каменотесами?
– Увидишь, – пообещал я. – Вообще, я сегодня заночую здесь! Чтоб, значит, ближе к народу. Заодно и проникнусь вашим духом, всех на чистую воду выведу.
Маргулер отшатнулся.
– Ваша милость… Да у нас и переночевать негде такой высокой светлости! Так, мужики одни…
– Ну вот и хорошо, – ответил я. – Женское общество разнеживает.
Глава 12
У камнерубов я пробыл двое суток. Не потому, что нашел себе дело, просто трусливая, если честно, попытка отгородиться от Лоралеи десятками миль расстояния.
И, конечно, пара дней для того, чтобы постараться забить голову делами, делами, делами… И когда пустился в обратный путь, старался думать о Тоннеле, даже о Великом Тоннеле, который откроет такие исполинские и широкие перспективы, что сейчас даже их все не могу просчитать. Действую, скорее, по правилу: ввязаться в драку поскорее, а там видно будет…
На горизонте грозно и величественно заблистала крепость, похожая на выточенный из янтаря сказочный домик. Я перевел дыхание, здесь тоже куча дел, нужно за все браться самому… и только сейчас ощутил, что не осталось впечатлений от строительства тоннеля. Только потные спины, груды каменных глыб по обе стороны от черного входа в каменную стену, да жидкий суп с бараниной…
Янтарная крепость вырастала с каждой минутой, мы неслись через встречный ураган, я увидел наконец, насколько она огромна, настоящий горный массив с широкими трещинами, отгородившими стены от главного дворца.
Народу за двое суток прибавилось чуть ли не вдвое. На подводах беспрестанно везут горы битой дичи, мешки с зерном и мукой, окорока, это в объемные подвалы, дефы постарались, во двор загоняют скот на убой, плотники уже поставили несколько строений для вспомогательных работ, а столяры во дворе вытесывают достойную такого дворца мебель.
Меня встретили радостными воплями, я с подозрением прислушался, но, к моему удивлению, кричат довольно искренне. Как-то странно услышать в адрес власти доброе слово, тьфу-тьфу, подольше бы так…
Я отдал повод Зайчика конюхам, Бобик умчался проверять меню на кухне, я посмотрел на окна своих покоев, там Лоралея… Мимо прошмыгнул священник из тех, что прибыли с Великим Инквизитором, я ухватил его за плечо.
– Погоди, брат. Отец Дитрих где сейчас?
Он посмотрел с сочувствием в мое взволнованное и, боюсь, смятенное лицо.
– Он занят… Если нужна помощь, я обучен. Могу принять исповедь, могу снять душевные муки…
– Молод ищщо, – ответил я грубо, злой, что по мне видно мое состояние, – гроссграфов исповедовать. Дорасти хотя бы до епископа. А лучше – до архиепископа.
Он потупил взор.
– Прости, брат. Мне показалось, что душа твоя очень неспокойна, и очень захотел помочь… Прости.
– Да ладно. Где отец Дитрих?
Он кивнул в сторону одинокой башни.
– Он там в подвале.
Я удивился.
– А что там интересного?
Священник взглянул с укором.
– Работа… Ваша светлость поощряет алхимиков да еретиков, а отец Дитрих их уничтожает.
– Гм, – пробормотал я. – какое-то недоразумение… Пойду посмотрю.
Священник сказал мне вдогонку:
– Туда нельзя! Там священная инквизиция!
– У нас светское государство, – отрезал я. – А хозяин в нем, по праву развитой демократии, я один.
Дверь от моего пинка распахнулась с треском. Я так торопился в подвал, видимо – пыточный, что едва не покатился по стертым ступенькам. Снизу тянет дымком и сладковатым запахом горелого мяса.
На стенах заплясали багровые отблески, я торопливо обогнул угол, перед глазами распахнулся во всей мерзости отвратительный пыточный подвал: на стенах железные крюки и клещи, в широкой жаровне груда пурпурных углей, суровый мужик накаляет до вишневого цвета металлический прут, а отец Дитрих спиной ко мне склонился над растянутой на дыбе женщиной и что-то спрашивает негромким требовательным голосом.
Он обернулся на стук моих сапог, глаза его перехватили мой взгляд, на губах появилась горькая усмешка.
– Не нравится, сэр Ричард?.. Но кто-то эту работу должен делать… Идите сюда, послушайте…
Деревянными шагами, сдерживая негодование, я подошел к дыбе. Женщина средних лет, худая и очень некрасивая, руки туго перехвачены толстой веревкой, что наматывается на ворот, ноги закреплены за лодыжки такой же толстой веревкой, ею бы корабли удерживать…
Она повернула голову в мою сторону, лицо перекривилось в злобной гримасе.
– Ух какой красавчик… Я не одного такого соблазнила, а потом положила его печень и сердце на алтарь своему великому и благородному господину Везельвулу…
Отец Дитрих сказал невесело:
– Крестьяне давно жаловались, но только вчера удалось поймать с поличным. Выкрала ребенка…
Женщина дико захохотала:
– Ты дурак, священник! А может, я хотела его усыновить и воспитать хорошим человеком, ха-ха?..
– У родителей нельзя красть детей, – произнес отец Дитрих кротко. – В любом случае.
– А если родители – дураки? – крикнула женщина. – А я могла бы воспитать умного и красивого?
Отец Дитрих спросил:
– А где те пятеро детей, которых ты выкрала раньше?..
– Докажи, – крикнула она. – Их могли волки унести! Родители-то нерадивые…
– Могли, – согласился отец Дитрих. – И родители в самом деле нерадивые. Но ты не отрицаешь, что заманивала колдовским зельем молодых мужчин, тешилась ими, а потом убивала?
– Я приносила их в жертву, – возразила она, – а не просто убивала! Приносить в жертву можно и нужно. Это не преступление, а награда, дурак!
Я наконец разлепил смерзшиеся губы:
– Сколько мужчин ты убила?
Она захохотала.
– Не помню. Десять или пятнадцать – какая разница? Ты должен радоваться, красавчик.
