Я с изумлением и беспокойством увидел, что Ульфилла в споре берет верх. Хотя аргументация отца Дитриха всем нам более понятна и принимаема, но неистовый священник говорит самую суть, хотя я предпочел бы, чтобы горькую правду говорил более приятный человек.
– Отец Дитрих, – прервал я, – благословите на трудное богоугодное дело. Я сейчас отбываю, так как берусь за него лично. Увы, есть дела, которые человек не вправе перекладывать на малых мира сего! Даже если он всесильный гроссграф.
Он взглянул строго, у меня в голосе проскальзывает бунтарская нотка, отец Ульфилла уловил ее первым и сразу ощетинился, даже зубы оскалил, как зверь лесной, но отец Дитрих перекрестил меня и сказал просто:
– Да будет с тобой мое благословение и милость Господа! Да поможет он тебе, когда ты прав, и не позволит одержать победу, если ты не на правой стороне.
Отец Ульфилла оскалил зубы сильнее, в глазах блеснула ярость и ожидание, что меня привезут вперед ногами.
– Спасибо, святой отец, – сказал я и поцеловал руку отцу Дитриху. – Отправляюсь на трудный подвиг с чистым сердцем.
Отец Дитрих еще раз перекрестил меня, а Ульфилла прожигал взглядом, в глазах священника я прочел, что никакие мои уловки его не обманут. Господь долго терпит, но больно бьет, и когда-то останется только мокрое место там, где я стоял такой гордый и сильный.
На закате небо неожиданно бледное, хотя вчера в это же время полнеба было залито расплавленной лавой, там бушевали огненные бури, взрывались багровые вулканы и страшно полыхали подожженные облака. Ветер утих, мы выехали из кипящего муравейника в странно затихший мир.
Все сглаженно, мягко, исчезли резкие цвета, и хотя солнце еще достаточно высоко, все застыло в предвкушении прихода ночи. Часовые на выезде из крепости шарахнулись было от выбежавшего Бобика, но тот унесся далеко, они с облегчением перевели дух, и тут выехали мы с Миртусом.
Я подмигнул им, оба понимающе заулыбались. Возможно, гроссграф, чтобы утешиться потерей, едет тайком к чьей-то жене, маг будет на стреме, а еще невидимость создаст или что-нить еще, а им нужно просто помалкивать.
Миртус сразу же взял след, я ничего не видел, даже перешел на тепловое видение, затем на запаховое – нуль, только голова закружилась и дико заболела.
– Здесь они остановились, – рассказывал Миртус. – Видите?
– Нет…
– Ох, простите… Вот следы сразу пятерых… А вот поехали в разные стороны…
– Следы путают, – сказал я нетерпеливо. – Дальше!
– А леди Лоралею посадили… посадили…
Он мялся, хмыкал, вскидывал брови, почти ползал по земле, но присматривался не к следам, а вывернул голову и старался смотреть на небо, держа голову как можно ниже.
– Куда?
– Минутку, ваша милость… Нет, не пойму. Но зато я отчетливо вижу след. Тот, который настоящий.
Я в нетерпении подобрал поводья.
– Поедем! Поедем быстрее!.. Бобик тоже след не теряет. А общее направление я запомнил.
Слева потянулась исполинская подкова гор, под копытами трещит обкатанная морем галька, да и валуны тянутся гладкие и блестящие, похожие на окаменевшие яйца гигантских птиц. Дважды мы проезжали мимо совсем уж древних руин, даже не представляю, что значили в те времена эти торчащие из песка сложенные ладони размером с двухэтажный дом.
Солнце опустилось наконец на темную полосу земли, она прогнулась, не желая принимать раскаленный шар, но тот продавил упругую твердь и просел в темную глубину. Далекая кромка освобожденно выпрямилась, как возвращается на место такая же темная вода в пруду на месте нырнувшего селезня.
Наступило то странное время сумерек, когда в небе останавливаются до утра облака, все замирает, букашки вцепляются в травинки и цепенеют, мир повисает в равновесии между ночью и днем, когда дневные хищники уже ушли, а ночные на охоту еще не вышли.
Зайчик все порывался обогнать коня Миртуса, недовольно фыркал, что придерживаю. Бобик носился по окрестностям, приносил нам то задавленного кабана, то оленя, то утку, а в глазах было острое сожаление, что с нами нет сэра Растера, поклонника и ценителя его охотничьих талантов.
Небо удивительно чистое и светлое, словно и не ночь над миром, луна крохотная, но такая яркая, что по земле от наших коней бегут длинные призрачные тени.
Миртус то ли потому, что предупрежден, то ли в самом деле у него есть такие амулеты, но верно указал направление и сказал, что вот там скопление древней мощи. Видимо, там и есть замок, куда увезли госпожу…
– Все точно, – ответил я, потому что людей при любой возможности надо хвалить и подбадривать, особенно простых. – Молодец, Миртус!.. У тебя все работает.
– Стараюсь, ваша светлость…
– Оставайтесь здесь, – велел я. – Зайчик, Бобик!.. вы тоже спрячьтесь, из леса не показывайтесь. Это игра такая. Сторожите Миртуса.
– Да я не сбегу, – сказал Миртус бледным голосом.
– Надо же им дать какое-то задание, – объяснил я. – Собаки любят служить. Без службы чувствуют себя несчастными. Эх, были бы такими люди…
Зайчик и Бобик по-своему бурчали и намекали, что лучше бы и дальше втроем, но я повторил, чтобы из лесу ни-ни, а сам начал потихоньку пробираться к замку. Тревожное ощущение росло, теперь здесь предупреждены, охрана начеку. Вряд ли тот гад был единственным магом на службе у Рикардо.
Замок, как мне казалось, затих в тревожном ожидании. На этот раз я выбрал дерево с другой стороны, там ветка не такая надежная, зато отсюда не ждут… возможно, или не так интенсивно ждут, едва переполз на стену, отдышался, прижавшись к камню.
Тишина, только в той же башне горит свет. Не везде, в двух окнах. Я начал медленно пробираться сперва к ближайшей, там темно, сердце замирает при каждом подозрительном шорохе, а они со всех сторон: деревья и при безветрии ухитряются злобно и разочарованно скрести по стенам и башням обломанными ветвями.
Перед дверью долго прислушивался, по всем параметрам должны устроить засаду. Я бы устроил точно. Противника не следует считать намного глупее себя. Конечно, все они дураки, один я умный, но не настолько же идиоты? Вот только ждут ли там парни с ножами наголо или же затаился новый колдун с растопыренными для выброса файербола клешнями?
Выждав достаточно долго, я рванул дверь и тут же рванулся в сторону. Тишина, все чувства обострены до предела, однако все они улавливают только тишину и странную пустоту. Осторожно заглянул, готовый в любой момент отпрыгнуть, сердце от напряжения едва не выскочило из груди.
Комната пуста, и, похоже, на лестнице, что ведет из нее вниз, тоже никто не ждет. Заманивают подальше вглубь замка? Надеются отрезать пути отступления?
Все еще напрягая все чувства, ведь опасность за каждым углом, я пробрался вниз, там долго прислушивался, переходил с теплового на запаховое, но эти гады упрятали все почище кошек, что закапывают дерьмо в ковер…
