– И не только, это что?
Он хитро улыбнулся.
– Две служанки истосковались по мужскому обществу. Грозят сбежать, если не появятся постояльцы мужского племени. Да и дочь моя так созрела, что просто не знаю, на какой веревке ее держать.
– Проблемы, – вздохнул я. – Везде проблемы.
– Да, господин.
– Комнату не нужно, – сообщил я и соскочил на землю. – А вот перекусить… Кстати, здесь не проезжали недавно всадники, а с ними еще и молодая женщина?
Он подумал, почесал в затылке.
– Недавно, это сколько?
– Да хоть за год, – ответил я. – Дороги к твоему хозяйству заросли травой!..
Он вздохнул.
– Эт верно…
– Так как насчет гостей? – спросил я. – Должны были проехать вчера. А то и сегодня. След ведет через твой двор!
Он приподнял плечи, руки раскинул в безмерном удивлении.
– След? Да никто не проезжал!.. Как бы я забыл, если бы вчера кто-то был?.. Ваша светлость, вы что-то путаете.
– Миртус, – позвал я.
Миртус поклонился.
– Да, ваша светлость. След прямо вот здесь. Но если они отвели хозяину глаза, то могли проехать прямо через его двор.
– И он бы не заметил?
– Да.
– Гм, сильные колдуны.
Миртус поморщился.
– Ничего сильного. Любой, самый мелкий, это может делать. И любого, если он не готов, обмануть можно.
– Но зачем? – спросил я. – Хотя да, конечно. Чтобы мы остались здесь на ночлег?
Хозяин молчал, только хлопал глазами. Миртус тоже развел руками.
– Вам виднее.
– Хорошо, – сказал я. – Быстро перекусим, а потом с новыми силами в погоню. Тащи на стол все самое лучшее. Главное – быстро! Мы спешим.
Коней оставили во дворе у коновязи, хозяин предлагал поместить их в конюшню, стойла свободны, Миртус воспротивился, опасаясь добавочной платы, а я отмахнулся.
– Постоят у коновязи. Мы не задержимся.
Бобик чинно последовал за нами, глаза разгораются красным, уже облизывается в предвкушении жареного, которое, как наученный когда-то манерам, предпочитает сырому.
Миртус очень стеснительно опустился за стол, все-таки по ту сторону сеньор, молчал и робко улыбался, показывая всем видом, что сам никогда бы не посмел вот так. Бобик разлегся под столом, тяжело вздыхал и требовательно постукивал лапой.
Я наконец сообразил, что за странность поразила при виде постоялого двора. Крыша! Красная черепичная крыша. Черепичные видел и раньше, но это всегда грубые пластинки высушенной и обожженной глины, все разного размера, абсолютно не подогнанные, при любом дожде такая крыша протекает…
Холодок возбуждения пробежал по спине. Для изготовления такой черепицы нужен заводик с его формами, штампами, унификацией и стандартами. Пусть маленький заводик, но выпускающий не кустарно, а промышленно…
Молодая пышная девушка, улыбаясь глазами и сочным ртом, наклонилась, опуская поднос, чтобы хорошо рассмотрел в низком вырезе платья ее полные белые сиськи с красными дойками, медленно выпрямилась.
– Господа останутся на ночь? – спросила она.
– Увы, – сказал я с сожалением и выразительно посмотрел на ее молочные шары, так надо, чтобы не обидеть девушку. – С удовольствием бы, но… до ночи еще далеко, а нам так много надо сделать!
Она легонько подвигала плечами. Платье начало сползать, обнажая белые сочные плечи.
– Ох, если бы господа остались…
– Не искушай, – ответил я, – у нас государственное задание. Если не выполним – потеряем головы. Нас послал сам гроссграф, а это такой зверь, такой зверь! Прямо зверюка… У него головы только так летят. Говорят, самолично рубит.
Она вздохнула.
– Но если передумаете, не пожалеете…
– И еще вина принеси, – сказал я. – Оставишь на столе. Миртус, приступай. Я выйду взглянуть на коней.
– Им дадут лучший овес, – заверила она. – И отборную пшеницу.
– Прекрасно, – сказал я, – но я должен поцеловать своего перед едой. Он так привык.
Она улыбнулась и ушла, мощно двигая вздернутым задом, который так хорошо держать в ладонях. Я невольно проводил ее долгим взглядом, который она, конечно же, ощутила, женщины такое чувствуют, как все животные улавливают близкую смену погоды, а у меня едва не вылетели мысли насчет черепицы и прочей ерунды.
Миртус проследил за мной тревожным взглядом. Бобик высунул из-под стола голову, Миртус вздрогнул. Бобик требовательно постучал его лапой по колену, Миртус поспешно бросил ему в пасть кусок мяса.
Наши кони в самом деле звучно жрут, я заглянул в деревянную колоду, полно отборного ячменя и такой же пшеницы. Никогда не видел таких крупных одинаковых зерен. Через пару минут из гостиницы выпрыгнул Бобик, гавкнул радостно и забегал по двору. Мне почудилось, что в одном месте проскочил сквозь стену, чего за ним раньше не наблюдалось, но вскоре выбежал такой же веселый и довольный.
Солнце заходит, и черепичная крыша стала совсем багровая под его закатным светом, плитки раскалились до вишневого цвета, от них пышет жаром, идеально подогнанные, наползающие рядами одна на другую, как рыбья чешуя. Никакой ливень не заставит просочиться сквозь такую крышу хоть каплю, разве что вода плюнет на дурацкую гравитацию, которую придумали люди, и потечет по таким черепичкам вверх.
Хозяин вышел на крыльцо, на лице недоумение и легкое беспокойство, руки в самом деле вытирает о пузо.
Я сказал доброжелательно:
– Прекрасное у вас хозяйство!
– Не стану спорить, ваша светлость, – ответил он довольно. – Своими руками все делал.
– Много было работы?
– Много, – ответил он со вздохом. – Правда, дети помогали… У меня их пятеро. И жена, конечно, хотя у нее и так забот хватает.
– Маловато гостей?
Он вздохнул, развел руками.
– Настолько, что иногда хочется все бросить. Брат зовет к себе овец разводить. Дело прибыльное.
– Овцы – прибыльно, – согласился я. – Мясо, шкуры, молоко, сыр… А как ты крышу делал?
Вопрос застал его врасплох, он запнулся, посмотрел на меня в недоумении, никак не ждал экзамена по технологии, развел руками.
– Да как… делал и все…
– Но все-таки?
Он подумал, почесал в затылке.
– А что там трудного? Укладываешь внахлест, как у рыбы чешуя, чтоб вода стекала. В каждой черепичке дырочка, туда гвоздик, чтобы закрепить на месте…
– А шляпку гвоздика?
Он переспросил с беспокойством:
– Шляпку? А что со шляпкой?
