Пришлось для реализации задумки снять доспехи, меч и лук, только молот оставил на поясе, вид у него не совсем боевой. Да еще рубашку выпустил поверх пояса.
Для сохранности все положил в седельный мешок, Зайчик никому не позволит прикоснуться. Я расцеловал обоих, будто уже не увижу, велел строго:
– Никуда не отлучайтесь! Из леса не высовывайтесь, а то увидят и ловить начнут. Бобик, присматривай за копытным… а ты, арбогастрик, присматривай за этим рыболовителем. Я скоро вернусь!
Зайчик недовольно фыркнул вслед, а Пес даже скульнул жалобно, но остановились, когда впереди за деревьями блеснул просвет. Поля, где уже колосится пшеница, хорошо утоптанная проселочная дорога, а на вершине пологого холма каменный замок, умело поставленный, с опоясывающей крепостной стеной. Дорога идет так, что сверху могут перебить целое войско, пока добегут до ворот.
На проселочной дороге я замедлил шаг, меня дважды обогнали телеги. Оба раза возницы доброжелательно приглашали подвезти, я уверял, что просто разминаю ноги, а мой напарник плетется там позади, с ним толстая баба, не хочу мешать их процессу познания друг друга во всех подробностях. Похохатывали и дружески советовали и самому не упустить шанса, пока баба все еще разогрета напарником.
В третий раз догнала крытая длинная повозка, возница ничего не сказал, я не поворачивал головы, но чувствовал, что меня рассматривают несколько пар глаз.
Возница наконец сказал в пространство:
– Хозяин этого замка богат и щедр, к нему многие хотят попасть на службу. Но он уже никого не берет.
Я повернул голову, возница посматривал на меня с хитрой усмешкой. Крепкий, поджарый, он даже в старой потрепанной одежде простолюдина производит впечатление бывалого солдата.
– Почему не берет? – спросил я.
– А все держатся за места, – сообщил он. – Как его рыцари, оруженосцы, так и слуги. А ты с какой целью идешь?
– Наниматься, – ответил я, принимая подсказку.
– Кем?
– А кем придется.
Возница хмыкнул.
– Рыцарем тебя не возьмут, понятно. Даже оруженосцем… А в слуги сам не пойдешь.
– Почему? – спросил я. – А вот пойду!
Возница покачал головой.
– Тогда ты что-то замыслил. Слишком у тебя осанка горделивая. Даже в этой одежде.
Я поинтересовался:
– А что надо? Сгорбиться? Могу.
– И смотреть иначе, – ответил возница. – И вообще… Раскусят тебя быстро, парень. Кто бы ты ни был, но попадешься.
Я спросил, переводя разговор с опасной темы:
– А вы что везете?
– Рыбу, – сообщил он. – Его милость граф Арлинг всегда получает свежую рыбу из пруда.
Из повозки впервые донесся другой голос:
– Не просто свежую, а живую!
– Живую, – согласился возница. – Вот и возим. Мы уже примелькались.
Я оглядел его внимательно, возница ответил хитрой усмешкой.
– Знаешь, – сказал я, – мне в самом деле надо проникнуть в замок. Я оруженосец, а мой господин велел передать одной из знатных дам любовную записочку. Если поможете мне туда пробраться, дам серебряную монету.
Возница спросил громко:
– Серебряную монету?
По тому, как он спросил, я понял, что вопрос не ко мне, а из повозки после паузы донеслось:
– Две.
– Хорошо, – сказал я. – Две.
Голос из повозки сказал с сожалением:
– Эх, легко соглашаешься. Надо было запросить три. Хорошо, отдай монеты Джону, а сам быстро в повозку. А то скоро нас увидят всех…
В повозке двое мужчин и одна женщина, все одеты в потрепанное, и от всех сильно пахнет рыбой, три огромных чана, где плещется вода, а вдоль борта сложены мокрые сети.
Я отдал монеты мужчине, что требовательно протянул широкую ладонь, а женщина указала на сети.
– Ложись под них. Пусть тебя даже не увидят.
– А может, я просто как бы из вашей команды? – спросил я.
Она покачала головой.
– Нет, – отрезала с неприязнью. – Ты вдруг натворишь что, пожар устроишь, а мы будем виноваты? Пусть тебя даже не увидят с нами. Только через ворота, а там как знаешь.
– Резонно, – отметил я.
Под сетями едва не задохнулся, старые и попревшие, ощущение такое, что в них запутывались и долго гнили лягушки, к тому же сверху бросили еще какое-то тряпье.
Я смутно слышал голоса стражей, в повозку заглядывали, но никто не залезал, чтобы посмотреть в чаны, потом снова скрип колес, покачивание, фырканье коней и все больше голосов со всех сторон.
Повозка еще не остановилась, когда быстрые руки сбросили с меня сети, женщина сказала шепотом:
– Вылезай и уходи тихонько.
Я выждал, когда она и двое мужчин выбрались из повозки, сам вышел, жмурясь от яркого солнца, в этой части двора полно челяди, пахнет кухней и стиркой. Все суетятся, галдят, таскают кто воду, кто дрова, я сгорбился и с самым озабоченным видом постарался ускользнуть в безлюдное место, а там торопливо юркнул в личину незримника.
Мимо прошли двое хорошо одетых мужчин, лица хмурые и озабоченно-вытянутые. Я почти видел бремя, согнувшие их плечи, даже шаги старчески укоротились. Один покряхтывал и поеживался, второй прогудел успокаивающе низким басом:
– Сэр Цернер, справедливость на стороне графа Арлинга. Так что мы просто обязаны быть на его стороне.
Слова звучали хорошо, только голос звучал слишком неуверенно. Второй кивнул, ответил с виноватой ноткой:
– Да, но гроссграф тоже прав…
– Он еще не гроссграф!
– Только потому, что сам не торопит с церемонией.
– Не все его признают!
– Да-да, вы правы. Но все-таки….
Голоса отдалились, к тому же я прислушивался еще и к шагам стражи, голосам челяди, а иногда запах чеснока и лука шибал так сильно, что я вздрагивал, уверенный, что мимо идет другой незримник.
В замок проник, прячась за чужими спинами и прижимаясь к ним так плотно, что почти задевал, но все равно дверью мне чуть не отшибло пятки. К счастью, никто не обратил внимания, что дверь задрожала, ударившись о воздух.
На Юге уже привык к огромным дворцам, где залы просто исполинские, один зал переходит в другой, гигантские открытые пространства, а между ними тонкие, как стволы пальм, колонны.
Здесь же и залы крохотные, и своды низкие. Каждый отделен от другого плотно закрытыми дверьми. Можно усмотреть здесь хоть религию, хоть национальные особенности, но я знаю, почему Армландия не Гессен: дело в климате.
В Гессене, где почти всегда лето, не требуется отапливать замки, иначе бы в тех исполинских залах все замерзли зимой, как жабы на льду. Здесь же и стены толще, и окна мельче, и потолки ниже, чтобы зря не греть под сводами воздух.
