– Да, ваша светлость…
– Лесу не понравилось, – добавил я, – что мы одного из его членов вот так… Или объясни ему, что это не мы, что это оно само.
Он взмахнул руками, выкрикнул, черный обелиск дрогнул и с натугой сдвинулся в сторону. Затрещал размалываемый в щепки ствол упавшего дерева.
– Вот, – произнес Миртус слабым голосом.
На том месте, где минуту назад стоял обелиск, теперь чернеет провал. В зловещую тьму опускаются и там исчезают такие же черные ступени. Новенькие, не истертые подошвами и не изъеденные временем.
Я молча спрыгнул в яму, успел прижаться к стене, как следом прыгнул Бобик. Шарик света, который я создал почти автоматически, полетел впереди. Миртус со вздохом сполз по земляному краю, повернулся уже на ступеньках, сказал несколько слов. Голос прозвучал непривычно для него повелительно. Наверху загрохотало, камень сдвинулся и пополз на прежнее место. На головы посыпались комья земли.
Проход узок, двоим не пройти, разве что прижимаясь друг к другу. Стены из блестящего, как застывшая смола, камня, ступени ведут все ниже и ниже, а там без всякой двери вывели в помещение с низким сводом.
Бобик порывался ринуться вперед, я придерживал за толстую холку. Миртус проговорил тихо, но мне почудилась в мягком голосе ирония:
– Ваша светлость, если вы не очень против…
– Против, конечно, – огрызнулся я. – Чего тебе?
– Можно мне пойти впереди? Не сочтите это за оскорбление. И за собачку вам будет спокойнее.
– Не сочту, не сочту, – перебил я. – Топай.
– Я здесь увижу больше, – сказал он, извиняясь всем телом. – Уж простите….
– Иди-иди, – разрешил я. – Такие же, как и ты, ставили здесь мины. Так что саперствуй, я в этих делах не весьма даже. Не гроссграфье это дело.
Впереди только одна дверь, Миртус прошел к ней вдоль стены, осторожный и плавный настолько, что прямо чучундра из «Лебединого озера». Я двинулся следом, ступая по– волчьи шаг в шаг. За дверью, ее Миртус открыл без труда, снова ступеньки и снова вниз и вниз.
Я сжимал в одной руке рукоять меча, в другой – болтер, готовый стрелять и рубить поверх головы Миртуса. Ступени вывели в зал побольше, стены украшены пилонами, напротив нас широкая арка, заложенная камнем. Неведомые умельцы создали довольно сложный барельеф, изображающий схватку двух пеших со всадником, но я к искусству глуховат, прошел мимо, лишь скользнув взглядом.
Из сумрака навстречу выбежали черные пауки размером с откормленных мышей. Их было такое множество, что я оцепенел со своим мечом и болтером, только придержал зарычавшего Бобика. Миртус прокричал короткое слово, настолько короткое, словно вообще из трех букв. Полыхнул огонь, пауки заскрипели жвалами, задрыгали лапами, опрокидываясь на спины. Огонь пожирал их радостно, будто они из бумаги, пропитанной маслом, а когда прижался к полу и пропал, у нас под ногами остались хрустеть обугленные комочки.
– Не люблю пауков, – сказал я. – Даже не знаю, почему.
– Их никто не любит, – обронил Миртус. – Разве что маги…
– Маги их любят?
– Некоторые, – уточнил он. – Пауки – странные звери.
Светящийся шарик вывел к металлическим дверям грубой ковки, словно их делали горные великаны, пренебрегая мелочной отделкой. Даже стены в этом месте зала носят следы дикости и грубости, так неандертальцы очень неуверенно орудовали даже дубинами.
Дверь распахнулась с жутким скрипом и треском, словно пристывшие к полу створки отломились, оставляя острые заусеницы. Воздух мертвый и холодный, сверху падает синеватый свет, превращая наши лица в ужасные личины мертвецов.
Послышался шорох, со всех сторон к нам ринулись не то мыши, не то что-то еще… Свет вспыхнул ярче, я застыл в страхе: скорпионы! Полыхнул белый свет, полчище скорпионов превратились в застывшие фигурки изо льда.
Стыдясь за себя за свой страх, я с наслаждением растоптал несколько отвратительных насекомых.
– Не люблю скорпионов!
– Их все не любят, – вздохнул Миртус.
– А маги любят? – спросил я с подозрением.
– Даже маги не любят, – ответил Миртус. Добавил после раздумья: – Но часто ими пользуются.
Из этой комнаты ход вывел в другую, третью, везде выскакивали либо пауки, либо скорпионы. Миртус добросовестно их уничтожал, а я наконец сказал со злостью:
– Что за хрень? Так не бывает!
Миртус спросил встревоженно:
– Что случилось?
– А что они жрут? – спросил я раздраженно. – Все эти пауки… где мухи?.. пауков без мух – не бывает!
Миртус тяжело вздохнул и посоветовал мрачно:
– Ваша светлость, не накликайте беду.
– А в чем дело?
– Пауки и скорпионы просто бегают, а мухи еще и летают… если помните за неустанными заботами о благе Армландии.
– А, – сказал я удовлетворенно, – начинаем язвить? Молодец, обживаешься. Просто все это похоже на мираж. Хоть и очень тщательный. Пауки не жрут пауков, а скорпионы – скорпионов. Кто-то намудрил…
– Он не знал, что придет такой мудрый и великий правитель, – ответил Миртус сумрачно. – Но я бы не советовал позволять укусить себя даже миражному пауку.
– Это точно не дам, – согласился я. – Во всяком случае, добровольно.
Мы прошли еще четыре зала, Бобик добросовестно идет рядом, двери закрываются герметически, дважды к нам бросались страшные с виду жуки, Миртус добросовестно уничтожал то огнем, то ядовитым туманом. Я одного уцелевшего подхватил двумя пальцами, он страшно щелкал челюстями и месил воздух лапами, но я готов поклясться, что этот жук – вегетарианец. Но если так, то где растения, чтобы эти броненосцы питались соками?
В одном месте Миртус долго колдовал у стены, я ждал терпеливо, он повернулся ко мне, бледный и перепуганный.
– Похоже, это тупик….
– Вернемся, – успокоил я, потому что на Миртуса жалко смотреть, интеллигенция в таких случаях пугается особенно, – попробуем другой ход.
Вернулись в первый зал с пилонами, я осматривался, выбирая, в какой из двух оставшихся на этот раз, взгляд упал на величественный барельеф, я вздрогнул и оцепенел.
– Миртус, – позвал я, – взгляни на этих вот.
Он оглянулся, очень испуганный, взглянул робко, прошептал еще испуганнее:
– Драка… простите, благородное сражение двух благородных против одного неблагородного… а что нужно увидеть?
– Это я вижу, – сказал я тихо, – но в прошлый раз двое пеших дрались со всадником!
Миртус сказал виновато:
– Ваша светлость, я не рыцарь, на такие важные вещи внимания не обращаю по своей простолюдинности… И на такие высокие. Я смотрю на то, что попроще.