Тем не менее именно Инга постоянно находила поводы, чтобы выражать недовольство.
— Вы посмотрите, какая в гостинице публика! — говорила она, скептически рассматривая лежавших у бассейна людей. — У женщин купальники по цене хорошего вечернего платья, их солнцезащитные очки стоят целое состояние, а шлепанцы если не от Версачи, то от Кензо.
А когда вечером в ресторане им сначала пришлось почти час дожидаться заказанного блюда и потом вокруг них священнодействовали сразу три официанта, что-то смешивая на специальной тележке и разогревая это на спиртовке, она пренебрежительно бросила:
— Китайские церемонии!
— Послушай, так нельзя! — стал спорить с ней Головин. — Ты с первого дня вбила себе в голову, что абсолютно все в этой гостинице плохо, и теперь всячески пытаешься это доказать. Побереги свое упрямство для достижения более благородных целей. Раз уж мы сюда попали, то постарайся отдыхать и наслаждаться жизнью, как это делают все вокруг тебя.
— Сюда приезжают не отдыхать, а самоутверждаться перед себе подобными, — не унималась Инга.
— Люди имеют полное право тратить свои деньги так, как им хочется.
— Несомненно, но как только я подумаю, что на ту сумму, которую мы здесь выбросим, можно было бы на месяц поселить в Москве десяток женщин с больными детьми, у меня сразу портится настроение.
Все уткнулись в свои тарелки, и не потому, что ей нечего было возразить. Но это продолжило бы бессмысленный, бесконечный спор. Лишь Головин заметил:
— Ты используешь запрещенный прием. Я готов сам оплатить расходы твоих подопечных, только давай не портить сейчас друг другу настроение.
В тот раз Инга промолчала, но вскоре между ними случилась еще более крутая размолвка.
Произошло это на шестой день пребывания друзей в Сочи. После завтрака Головин и Торопов отправились к бассейну, а их подруги остались в номере. Как сказала Инга, им нужно было дозвониться до одной из своих подопечных, живущей в Чите, — той самой женщины с больным десятилетним сыном, которой она обещала помочь с амбулаторным лечением и квартирой в Москве.
Телефонные переговоры заняли довольно много времени. У бассейна девушки появились где-то через час. По Инге было видно, что она очень расстроена.
Сергей и Петр лежали под полосатыми парусиновыми зонтиками, лениво хлопавшими от легкого ветерка. На низких пластиковых столиках перед ними стояли запотевшие стаканы с апельсиновым соком и оплывшими кубиками льда. Головин приподнялся на локте и показал на два лежака.
— Мы заняли их для вас, — сказал он. — Хотите что-нибудь попить? Я сейчас закажу.
Но его предложение повисло в воздухе. Более того, расстилая полотенце на лежаке, Инга презрительно усмехнулась:
— Глядя на вас, так и хочется сказать: жизнь удалась! Сок у бассейна, девочки…
Сергей, уже поднявшийся, чтобы подозвать официанта, замер с открытым ртом.
— Мы опять будем ссориться? — поинтересовался он. — Какая муха тебя укусила?!
Пояснила Оксана:
— Женщина из Читы, не дождавшись нашего звонка, уехала в Москву. У ее мальчика резко ухудшилось состояние.
— А вы откуда это узнали, если она уехала?
— К телефону подошла ее мать, то есть бабушка больного парнишки.
— Вы что, могли предвидеть, что ребенку станет плохо? Зачем же корить себя?!
— Я то же самое пыталась объяснить Инге… — Оксана словно раздумывала, говорить дальше или нет. — Понимаете, эта старушка начала нам высказывать: мол, если мы не собирались помочь, то не надо было обнадеживать. Оказывается, ее дочь очень ждала нашего звонка, буквально не отходила от телефона. Вообще разговор шел на повышенных тонах, эта пожилая женщина и плакала, и ругалась…
— Все правильно, — буркнул Петр из-под бейсболки, которой он прикрыл лицо от солнца, — инициатива всегда наказуема.
— Что же вы за слоны толстокожие! — возмутилась Инга. — Ведь у этих людей ребенок может умереть! Они хватаются за каждую соломинку и не думают о церемониях. Как же можно на них обижаться?!
Торопов аккуратно положил на столик солнцезащитные очки и бейсболку и, разбежавшись, прыгнул в бассейн. Он очень хорошо плавал и вынырнул чуть ли не у другого бортика.
— Петька хотел тебя поддержать, а ты набросилась и на него, — укоризненно вздохнул Сергей. — В конце концов, мы тоже люди. У нас был очень непростой год, работали как волы, и нам тоже можно посочувствовать.
— Посочувствовать вам?! — с максимально возможной иронией и подчеркнутой артикуляцией переспросила Инга. — Да вы посмотрите на себя: здоровые, холеные, а теперь еще и богатые! На вас воду надо возить!
— Но если ты будешь нас так третировать, долго здоровыми мы не останемся! Хотела кому-то помогать, ну и помогала бы, а не ехала с нами на море. Если чувствуешь вину — не надо перекладывать ее на других!
Девушка вскочила на ноги. Подбородок у нее дрожал, руки нервно теребили полотенце. Она, конечно, была не сахар, но в данном случае Головин явно переборщил. Он и сам это почувствовал, но из-за своего упрямства не сделал даже минимальной попытки что-то исправить.
— Хорошо! Я не буду мешать вам отдыхать — наслаждайтесь жизнью! — глухим голосом отчеканила Инга. — И можешь быть уверен, что лично тебя я никогда, ты слышишь, никогда в жизни уже не буду третировать!
Она схватила свои вещи и пошла в гостиницу.
— Сергей, немедленно догони ее и извинись! — запричитала Оксана.
— Ну вот еще! — хмыкнул он. — То я должен извиняться перед тобой, то перед ней. Только передо мной никто не собирается извиняться.
Оксана еще минуту ждала, укоризненно глядя на Головина, а потом сама побежала за Ингой.
Девушек не было очень долго. Вслед за Петром Сергей тоже поплавал. Потом парни посидели в баре у бассейна, выпили по стакану пива, обсудили результаты последнего тура футбольного чемпионата, делая вид, что ничего не произошло.
Наконец, когда солнце уже было в зените, появилась Оксана. Она молча устроилась на лежаке и стала листать какой-то журнал. Головин сгорал от любопытства, но из-за того же самого упрямства не задавал никаких вопросов. Его выручил Торопов.
— А где Инга? — спросил он.
— Она собрала вещи и уехала, — выдержав паузу, ответила Оксана.
— Куда?! — воскликнули оба.
— В аэропорт. Наверное, она уже летит в самолете в Москву.
— Ну и прекрасно! — подытожил Головин.
Но последнее слово все равно осталось за женщиной.
— Ты еще будешь просить у нее прощения! — бросила Оксана и пошла купаться.
Больше об Инге они не говорили. Лишь за ужином в ресторане Оксана ни с того ни с сего сказала:
— Я уже сама жалею, что пригласила эту дальнюю родственницу из Одессы пожить у нас. Лучше бы сняла для нее номер в отеле. Как только Инга увидела ее больную дочку, она словно сошла с ума. Ничего другое ей теперь неинтересно…
