В соответствии со своими новыми взглядами он отказался от бакета и тому подобных аксессуаров, механические средства передачи магнетического флюида больше ему не требовались. Предоставив главную роль воле, де Пюисегюр оказался на антиматериалистической позиции, прямо противоположной взглядам Месмера. И в этом не было ничего необычного. Разумеется, встречались и месмеристы-традиционалисты, да и сам де Пюисегюр положил начало весьма ортодоксальному учению, но, читая месмеристскую литературу конца восемнадцатого — начала девятнадцатого столетий, порой только удивляешься, насколько смело авторы пользовались всякий раз новыми названиями флюидов или давали собственные объяснения одному и тому же феномену.
Известно, что де Пюисегюр возил Виктора Раса в Париж для демонстрации Месмеру, однако сомнамбулизм Раса не произвел на Месмера никакого впечатления. Я бы многое отдал, чтобы присутствовать на той их встрече, хотя бы и в виде мухи, сидящей где-нибудь на стене, ведь именно в этой критической точке начался закат звезды Месмера и восход солнца де Пюисегюра. Скорее всего, де Пюисегюр был предельно вежлив, оставлял крамольные мысли при себе и старался мягко заинтересовать Месмера необычными способностями Виктора, проявляющимися во время транса. А Месмер тем временем, должно быть, упрямо настаивал на реальности магнетического флюида и отрицал действенность голой воли. Некоторые из его собственных пациентов тоже впадали в транс, но он всегда считал это помехой или задержкой целительного процесса, четко маркированного кризисом и конвульсиями. Состояние транса, по мнению Месмера, могло даже свидетельствовать о наличии серьезной душевной болезни. Де Пюисегюр, наоборот, полагал, что конвульсии не только бесполезны, в терапевтическом смысле, но, скорее, вредны, а процесс лечения требует гораздо большей осторожности и заботы, чем Месмер уделяет своим клиентам. Гениальность де Пюисегюра проявилась как раз в том, что он придал самостоятельное значение состоянию транса, а не отнес его к побочным эффектам месмерического кризиса. Если бы не он, то кто-нибудь другой, рано или поздно, все равно заметил бы это, но в любом случае современная психотерапия берет начало именно отсюда: Шарко и Бернгейм, Жане и Фрейд, все они — внуки де Пюисегюра, а их общий предок — Месмер.
Распространение магнетизма по Пюисегюру
В годы, последовавшие за публикациями де Пюисегюра (1784–85), одни французские авторы, такие, как Жан Франсуа Фурнель, принялись активно исследовать состояние магнетического сна, не добавив, однако, ничего существенного к находкам и рассуждениям маркиза, тогда как другие, например, А. А. Тарди де Монтравель, попытались согласовать точки зрения Месмера и де Пюисегюра. Согласно де Монтравелю, чья пациентка в сомнамбулическом состоянии утверждала, будто может видеть, как магнетический флюид покидает магнетизера и входит в нее, — магнетический сон является всего лишь одной из разновидностей кризиса, его каталептической формой, в противоположность более мощным конвульсиям.
Вскоре все большее число магнетизеров убеждалось в том, что их субъекты чаще испытывают магнетический сон, а не кризис. Энтузиастам не понадобилось много времени, чтобы выявить основные феномены гипноза в том виде, в котором они описываются и сегодня: каталепсия, амнезия, анестезия, позитивные и негативные галлюцинации, постгипнотические внушения, индивидуальные различия в гипнабельности. Однако количество подтверждений паранормальных способностей сомнамбул, в особенности, касающихся ясновидения, медицинской диагностики и пророческих высказываний, также возрастало. По иронии судьбы Месмер, материалист до мозга костей, открыл шлюзы оккультизма в провинциальных обществах.
Существование магнетического сна больше не подвергалось сомнению, однако интерпретировалось по-разному. Постепенно сформировались две главные школы или направления. Флюидисты, следуя вере Месмера в магнетический флюид, объясняли месмеровские феномены тем, что природа однородна и все в ней пронизано этим флюидом, т. е. каждый из нас находится в постоянном контакте с Вселенной и, согласно их рассуждениям, в трансе мы всего лишь осознаем этот факт. Анимисты не придавали значения магнетическому флюиду и относили феномены транса на счет отделения высшей (духовной) части человека от его же физического тела. Флюидисты думали, что магнетизм связан с передачей магнетического флюида от оператора к субъекту, тогда как, согласно анимистам, введение в транс происходит либо благодаря одной только воле, либо — как среди прочих доказывал Иоганн Хайнрик Юнг-Штилинг (1740–1817) — воле в сочетании с молитвой. Флюидисты по старинке пользовались методами Месмера, видя в них механический процесс переноса флюида посредством бакетов и магнетизированных деревьев, тогда как анимисты больше сосредоточились на лечении с глазу на глаз. Несмотря на все вышеперечисленные различия, обе школы были абсолютно едины в одном: в лечении ведущую роль играет магнетизер. Флюидисты считали его проводником оздоровительной магнитной энергии, анимисты приписывали весь эффект его воле и молитвам. Время, когда добровольное участие субъекта было поставлено во главу угла, еще не наступило.
Пока в Париже вслед за отчетами 1784 года интерес к месмеризму угасал, провинциальные общества процветали. Наиболее активные из них находились в Лионе и Страсбурге, где в их основании приняли участие местные масонские ложи, и сам де Пюисегюр, кстати, тоже был масоном (как и Месмер, маркиз де Лафайетт, Курт де Гебелин и другие знаменитые месмеристы). Для связи между магнетическими обществами и масонскими ложами существовало множество причин, в чем, однако, нет ничего зловещего. Во-первых, Масоны являлись именно теми аристократами, которые, будучи наиболее образованными людьми своего времени, интересовались последними научными открытиями, такими, как месмеризм, и, кроме того, ложи имели развитую инфраструктуру, способствующую распространению доктрины Месмера. Во-вторых, многие масонские ложи испытывали значительный интерес к оккультизму, а поскольку магнетический сон, по слухам, придавал субъектам паранормальные способности, это не могло не привлечь к себе внимание франкмасонов.
Основатели Лионской школы начинали как строгие последователи Месмера, но вскоре разработали и собственные подходы, в частности, метод «дублирования», когда магнетизер чувствовал заболевание пациента в своем теле и, таким образом, мог поставить точный диагноз. Они даже опробовали данный метод на животных. Ими разрабатывалась уникальная магнетическая космология, сконцентрированная на значении воли врача при исцелении. Через некоторое время Лионская школа почти всецело предалась мистицизму и паранормальным явлениям, забросив лечение больных. Руководил ею Жан-Батист Виллермоз, находившийся под сильным влиянием своего друга Луи-Клода де Сент-Мартэн, наиболее значительного мартиниста во Франции. Мартинизм — необычное спиритическое учение, своего рода комбинация каббалы и католицизма, основанное Мартином де Паскалли. Сент-Мартэн был одним из первых членов Парижского общества Гармонии Месмера и иногда консультировал некоторые провинциальные общества, объясняя, как правильно трактовать и воспроизводить паранормальные феномены у пациентов. Чтобы понять, какого рода деятельностью занималось Лионское общество, я советую прочитать замечательный роман Эдварда Булвер-Литтона «Странная история», в нем магнетизм используется в дурных целях магом Марграйвом. Я вовсе не хочу сказать, что Виллермоз и его соратники все, как один, были злыми волшебниками, роман на самом деле дает представление о том, почему некоторые исследователи девятнадцатого века связывали вместе магнетизм и магию.
