Как предположил Эдвард Ф. Кларк Младший в своем эссе «Исследование неизвестной истории», миссия во Франции могла быть связана с Мориарти. Кларк выдвигает теорию, что Холмс занимался возвращением картины, похищенной из Лувра организацией Мориарти. Однако в опубликованных рассказах нет доказательств, что это так.
Поскольку Уотсон ничего не знал о постоянном интересе старого друга к Мориарти, невозможно составить детальную хронологию дел Холмса в первые месяцы 1891 года. Опираясь на сжатые сведения, которые он изложил Уотсону, когда расследование близилось к концу, можно составить довольно связную картину хотя бы последней части этого расследования.
С тех пор как Холмс впервые столкнулся с Мориарти во время дела о «Долине страха», преподавательская карьера профессора была закончена. Хотя против него не было никаких доказательств, «темные слухи» вынудили его оставить кафедру математики в провинциальном университете, и профессор переехал в Лондон. Там он якобы зарабатывал на жизнь в качестве частного репетитора, готовя молодых людей к экзамену на офицерский чин. Для Мориарти это было понижением в должности. В силу сложившихся обстоятельств он попал на орбиту Холмса. Когда Мориарти поселился в Лондоне, Холмсу стало легче следить за его деятельностью. По-видимому, Мориарти прибыл в Лондон всего за три месяца до событий 24 апреля – следовательно, он ушел со своей университетской должности в декабре, в конце Михайлова (то есть осеннего) триместра.
Несмотря на то что Мориарти находился теперь ближе, добывать улики, которые нужны были, чтобы доказать в суде виновность профессора, было по-прежнему трудно. Как Холмс объясняет Уотсону, Мориарти никогда не был связан напрямую ни с одним преступлением. Они совершались членами его организации, а когда кого-то из них арестовывали, синдикат обеспечивал деньги для их защиты или для залога. И тем не менее на протяжении первых месяцев 1891 года расследование Холмса не только доставляло Мориарти значительные неудобства, но и сильно мешало его планам. К 24 апреля Холмсу требовалось всего три дня, чтобы завершить расследование. После этого Мориарти и его банда были бы арестованы инспектором Петерсоном, детективом из Скотленд-Ярда, который официально вел это дело.
Охота на Мориарти стала наивысшей точкой в профессиональной карьере Холмса. Он говорит Уотсону, что на его счету более тысячи расследований, и он чувствует себя усталым и разочарованным. Хотя Холмсу было всего тридцать семь, он серьезно подумывал о том, чтобы удалиться на покой. Но только после того, как Мориарти будет арестован. «Уверяю вас, Уотсон, что если бы мне удалось победить этого человека, если бы я мог избавить от него общество, это было бы венцом моей деятельности, я считал бы свою карьеру законченной и готов был бы перейти к более спокойным занятиям», – поделился он со своим старым другом. В последнем письме к Уотсону он пишет, что его «жизненный путь дошел до своей высшей точки».
Холмс мог себе позволить отойти от дел. Вознаграждение, которое он получил от скандинавского королевского семейства в 1888 году и совсем недавно от французского правительства, было достаточно щедрым, чтобы дать ему такую возможность. После ареста Мориарти со своей шайкой Холмс намеревался посвятить свое время и энергию химическим исследованиям. Однако пока что он не упоминает о планах поселиться в сельской местности или уехать за границу.
Важно рассмотреть психологическое состояние Холмса в тот период его жизни, так как, по моему мнению, оно значительно повлияло на его дальнейшие действия. В опубликованных рассказах имеются признаки того, что в течение этих трех лет Холмс страдал маниакальной депрессией. Возможно, ее вызвала утрата общества Уотсона и усугубили непосильный груз дел и более частое использование кокаина. В «Скандале в Богемии» Уотсон пишет, что Холмс «чередует недели увлечения кокаином с приступами честолюбия». Наркотик усиливал «высокое» и «низкое» состояние его ума. В рассказах этого периода Уотсон несколько раз упоминает странное поведение своего старого друга. В одном случае, в состоянии «безудержного волнения», Холмс поднял сжатые кулаки. В другой раз у него случился приступ «безудержного возбуждения», последовавшего за состоянием «такой подавленности», в каком Уотсон никогда его не видел. Думаю, повторение слова «безудержный» о многом говорит.
Холмс начал сомневаться в ценности всей своей работы и существования. Какой смысл во всем этом? Куда это ведет? В таком состоянии ума он утратил интерес к чему бы то ни было. «Вся моя жизнь – сплошное усилие избегнуть тоскливого однообразия будней», – признается он Уотсону в «Союзе рыжих».
Холмс начал искать утешения в природе, словно логика и разум больше его не удовлетворяли. В «Морском договоре» Уотсон описывает, как он рассматривает розу. И это человек, которому Уотсон поставил ноль за знания по ботанике!
[54]
«Эта сторона его характера мне еще не была знакома, – замечает Уотсон, – я до сих пор ни разу не видел, чтобы он проявлял интерес к живой природе». Перед поединком с Мориарти Холмс выразил эту тягу к природе в более конкретной форме. «В последнее время, – говорит он, – меня… больше привлекало изучение загадок, поставленных перед нами природой, нежели те поверхностные проблемы, ответственность за которые несет несовершенное устройство нашего общества». Последнее замечание, несомненно, относится к преступлению и его раскрытию.
Подобная смена настроения обнаруживается также в изменившемся отношении к закону и правосудию и к своей собственной роли их защитника. В двух расследованиях этого периода, «Голубом карбункуле» и «Тайне Боскомской долины» (первое дело связано с кражей, второе – с обвинением в убийстве), Холмс готов позволить преступнику избежать судебного разбирательства. Он чувствовал, что делу справедливости лучше послужит снисходительность, нежели буква закона.
Такие перемены достигают апофеоза в его отношении к Мориарти. Этот человек не просто преступник – он воплощение зла. Нужно освободить общество от его присутствия, и, берясь за эту задачу, Холмс как бы возлагает на себя обязательство, которое сродни моральному, если не религиозному, крестовому походу.
К 24 апреля этот крестовый поход завершился. Благодаря небольшой оплошности Мориарти, суть которой Холмс не уточняет, сеть медленно накрывала профессора и его организацию. Были предприняты «последние шаги», и арест преступников должен был состояться в следующий понедельник, через три дня. И снова Холмс не уточняет, что это за последние шаги. Наверно, они были связаны с бумагами, которые Холмс хранил в своем бюро в синем конверте с надписью «Мориарти», в ящике под литерой «М». Позднее он попросит передать эти бумаги инспектору Петерсону. Эти документы были чрезвычайно важны для признания членов банды Мориарти виновными на суде.
Поскольку в этих бумагах содержались столь важные доказательства, Холмс проявил поразительную безответственность, оставив их в бюро у себя дома. Он знал, что люди Мориарти вполне способны по приказу профессора вломиться в дом и украсть документы. Фактически в ту самую ночь была сделана попытка поджечь квартиру на Бейкер-стрит, 221b. К счастью, был нанесен лишь небольшой ущерб. Небрежности Холмса нет оправдания – если только у него не было веских оснований считать, что документы будут в большей безопасности у него дома, нежели у инспектора Петерсона. Хотя он никого прямо не обвиняет, в опубликованных рассказах есть намек на то, что к Мориарти поступала информация о тактике Холмса при сборе улик против него.
