– Вы правы, – серьезно ответил Холмс. – Но в данный момент меня скорее тревожит ваше будущее, мисс Пилкингтон. Вы останетесь у миссис Хакстебл?
– Не думаю, мистер Холмс. Я пришла к заключению, что дети и пожилые вдовы – не самая лучшая компания. Когда я служила гувернанткой в Париже, то подружилась с одной женщиной, которая содержит частную школу, где обучают английскому языку французских коммерсантов. Она предлагала мне место, но я тогда уже поступила к миссис Хакстебл и была вынуждена отказаться. Впрочем, ее предложение еще в силе, и я решила принять его. Утром я уже написала ей. Как только получу ответ – сразу же сообщу об этом миссис Хакстебл.
– Весьма мудрое решение, – заметил Холмс, поднимаясь и протягивая ей руку. – Желаю вам всего наилучшего.
В ответ она выразила свою признательность за то, что Холмс сумел предотвратить надвигавшуюся трагедию.
Оставалось выяснить последнее.
– А что же с миссис Хакстебл, Холмс? – спросил я, обеспокоенный тем, что эта дама осталась без присмотра.
– А, наш заблудившийся цыпленок! – улыбнулся в ответ Холмс. – Думаю, здесь мы ничем не сможем ей помочь, но надеюсь, что она усвоила этот урок и впредь не будет пускать в свой курятник лис, а вместо этого хорошенько запрет дверь.
Дело об одноглазом полковнике
В 1880 году после моего возвращения из Афганистана, где я служил военным врачом, меня комиссовали из армии, назначив пенсию по ранению, полученному в битве при Майванде
[26]
. Не зная, что предпринять и куда ехать, я решил остаться в Лондоне, где уже жил когда-то
[27]
. Примерно год спустя я подыскал себе жилье – квартиру на Бейкер-стрит, 221-б, которую снимал вместе с Шерлоком Холмсом. Впрочем, до того, как наши отношения из простого знакомства двух квартиросъемщиков переросли в настоящую дружбу, я чувствовал какую-то неприкаянность. Холмс часто отсутствовал, вечно занятый разнообразными делами, о которых я в то время понятия не имел, а я метался между поиском развлечений и попытками решить, чем мне заниматься дальше.
Как-то во время бесцельных блужданий по городу я набрел на клуб «Кандагар», располагавшийся на Саттон-роу, поблизости от Оксфорд-стрит. Это было скромное и даже довольно захудалое заведение, предназначавшееся специально для младших офицеров Индийской армии, таких как я
[28]
, мелких гражданских чиновников и неприметных путешественников, большей частью холостяков, которые коротали время в странствиях по экзотическим областям Британской империи.
В отличие от шикарных клубов Пэлл-Мэлл, например Клуба армии и флота или Клуба путешественников, обслуживавших верхние эшелоны этих столь разных сообществ, «Кандагар» собирал умеренные взносы и предлагал своим членам простую и непритязательную пищу – жаркое и рисовый пудинг, какие вам подадут в любом английском доме или школе. То же готовила и наша домовладелица миссис Хадсон. Впрочем, ценителям настоящей индийской кухни в «Кандагаре» подавали отличное карри, до того острое, что слезу вышибало.
Именно здесь я познакомился и подружился с Сэрстоном. Он тоже был отставной офицер, но в Афганистане занимался по преимуществу гражданским делом – служил помощником главного счетовода в Управлении общественных сооружений. За исключением нескольких поездок с инспекциями он все время находился в Калькутте, при центральной конторе управления. Мы, военные, пренебрежительно называли таких «тыловиками», хотя в отличие от большинства из нас Сэрстон знал хинди – это было обязательное требование Военно-гражданской экзаменационной комиссии. К тому же он полюбил страну, в которой оказался, и активно интересовался ее историей и культурой. Холостяк сорока одного года от роду, для немногих близких друзей он был приятным, общительным человеком, но, подозреваю, временами, как и я, ощущал себя довольно одиноким. Вскоре мы с ним обнаружили, что у нас много общих интересов, в частности бильярд, которым я увлекся еще в больнице Св. Варфоломея. Хотя на первом месте у меня всегда стояло регби, из-за ранения в ногу я больше не мог заниматься активными видами спорта, а бильярд требовал минимального физического напряжения. Поэтому я согласился на предложение Сэрстона стать его партнером. Между прочим, играл я весьма неплохо, поскольку много упражнялся – сначала в армии, потом в госпиталях Пешавара и Нетли, где лечился после ранения
[29]
. С этого времени мы с Сэрстоном раз в две недели вместе завтракали в «Кандагаре», а затем играли в бильярд.
Во время одной из этих встреч Сэрстон представил меня новому члену клуба – полковнику Годфри Кэрразерсу.
В тот день я приехал в клуб немного раньше обычного и ожидал Сэрстона в баре. Он явился в сопровождении высокого осанистого мужчины лет пятидесяти, с рыжеватыми волосами, небольшими аккуратными усиками и повязкой на правом глазу. Судя по его выправке и по повязке, это был бывший военный, получивший ранение на службе.
Сэрстон познакомил нас, и Кэрразерс протянул мне свою твердую, мужественную ладонь. Я заметил, что он окинул меня внимательным, настороженным взглядом.
– Сэрстон говорил, вы служили в Афганистане, – сказал он. – Я тоже. Во всяком случае, мой полк был в составе корпуса, которым командовал генерал-майор Робертс, или Бобс, как его называли. Это он снимал осаду с Кандагара
[30]
.
– Вот как! – оживился я. – Я и мои армейские товарищи многим обязаны вам! Если бы не ваши войска, мы были бы разгромлены и разделили участь наших собратьев под Майвандом.
– Вы, разумеется, говорите о газиях
[31]
с их не слишком приятной привычкой расчленять тела всех оставшихся на поле боя, живых и мертвых.
– Вот именно. Причем среди них были не только мужчины, но и женщины, отличавшиеся не меньшим усердием.
