– Да, – согласился он, – но люди так слабы! От них силы очень мало. А вот когда бог поглощает демона или другого бога…
Я вздрогнул, ощутив нехороший холодок.
– А как же те боги, что одолели его?
– Увы, – сообщил он без тени сожаления, – оба ушли из этого мира навсегда, когда родился Иисус. Так что остановить Темного Бога некому. А вот желающих помочь ему освободиться – великое множество.
– Идиоты, – буркнул я. – никакого Темного Бога нет, я уже сказал. Тупое суеверие!
Отец Дитрих начал обедню, рыцари встали на колени и усердно молились. Я услышал дробный конский топот, так скачут только очень легкие кони под легкими седоками.
Через мгновение из-за шатров выметнулся всадник и прокричал:
– Варвары!.. Варвары идут!
Отец Дитрих на миг сбился с чтения, рыцари поглядывали на меня, не поднимаясь с колен, мое сердце всколотилось, но тем медленнее я спросил:
– А сколько их там?
– Видели только один отряд, – прокричал всадник. – Но пыли много!
– Хорошо, – сказал я. – Отец Дитрих, продолжайте. Простите, что перебил.
Несколько рыцарей, что поднялись было с колен, поспешно опустились снова, а их руки отдернулись от рукоятей мечей и смиренно сложились ладонями у груди.
Отец Дитрих заканчивал обедню, он понял мой замысел и нарочито затягивал, чтобы не дать чересчур горячим поспешить в бой. Потом примчался еще один и крикнул взволнованно:
– Еще три отряда!.. И большое войско справа!
Все смотрели то на Ришара, то на меня. Я молчал, и Ришар наконец крикнул громко:
– Все по коням!.. Каждый к своему войску, ждите приказов.
Мы оставались на месте, а когда гонцы сэра Норберта помчались один за другим, мое сердце сбилось с ритма от понимания, что варвары собрали все разрозненные отряды и готовятся сокрушить нас всей мощью.
Я не слезал с коня, сердце стучит в ожидании большой битвы, которой я предпочел бы избежать. Но из приближающегося облака пыли вынырнули первые крохотные всадники, солнце блестит на загорелых плечах, а затем ту часть долины затопило темно-коричневым. Варвары с ходу занимали места для битвы, по земле катился едва слышный грозный гул, мне показалось, что она стонет и прогибается под тяжестью наших войск.
Ришар повернул ко мне голову, лицо стало суровым и непреклонным.
– Сэр Ричард!.. Вам ни в коем случае нельзя вмешиваться в схватку.
– Почему?
Он сказал раздраженно:
– Ну хотя бы потому, что если погибнете, рухнет и Тоннель. Вас не жалко, а как мы вернемся?..
– Ну, спасибо, – сказал я.
– К вашим услугам! Во-вторых, сейчас решается исход войны, а не схватки.
Я промолчал, это же ясно, что храбро бросившийся в бой вождь видит сражение только вокруг себя, но не на всем поле, и наверняка пропустит важные маневры противника. Но ясно и другое, настоящий вождь должен первым в бой и последним из боя. Именно о таких поют песни и слагают баллады!
Ришар некоторое время смотрел с подозрением, как я смиряю свое рыцарское самосознание, хмыкнул и сказал другим тоном:
– Фоссановские рыцари бьются хорошо. Вы совершили чудесный маневр, сэр Ричард, приведя их в таком количестве!
Я буркнул:
– Иногда это меня пугает, их слишком много.
– Это кажется, – сказал он успокаивающе. – В захваченных крепостях оставляем гарнизоны, в основном из армландцев. Так, на всякий случай… И ваших героев из Брабанта.
Я спросил шокированно:
– Вас же разорвут на части! Не даете совершать великие подвиги!
– Самые горячие с нами, – заверил он. – Войну надо не только выиграть, но и удержать завоеванное.
– Сэр Ришар, – сказал я искренне, – вы просто гений! Даже о такой мелочи не забыли!
Он усмехнулся.
– Это слишком важная мелочь. А на войне и от неважных нередко зависит много… Да что там много! Исход всей кампании может рухнуть от одной-единственной дурости. Так что «ура» и в бой впереди всех – это просто храбрые дураки.
Он покровительственно хлопнул меня по плечу, как поседевший в сражениях дед глуповатого внука с деревянным мечом, и я ощутил по этому жесту, что между нами не осталось и следа прежней скованности.
Варвары не переступали некую черту, хотя их войска подходили и справа и слева. Я выехал к ним поближе, сэр Норберт сказал резко:
– Сэр Ричард! Хоть вы и гроссграф, но так поступать не вправе!
По мановению его руки справа и слева от меня появились его всадники, один даже осмелился ухватить моего Зайчика за узду. Я ощутил себя виноватым, и хотя Зайчика весь отряд не удержит, сказал миролюбиво:
– Я не собираюсь совершать подвиги в одиночку, сэр Норберт! Просто хочу рассмотреть Геннегау.
За варварскими войсками открылась ровная, как обеденный стол, земля на много миль во все стороны, сотни шатров варваров, их воинские лагеря, скопления войск, конские табуны, и все эти тучи муравьев окружают величественный огромный сахарный торт!
Исполинский город из розового камня раскинулся на некоем возвышении. Внизу городская стена из камня, тоже розового, но я зачарованно смотрел на дворец немыслимой красоты – весь в кремовых шпилях, башенках и ажурных мостиках, огромнейший, сам как целый город. Вокруг королевского дворца исполинские здания, дворцы поменьше, башни, шпили, стены и купола, снова огромные здания, чувствуется рука архитектора, словно такой исполинский город построил один человек, или хотя бы все делалось строго по его плану.
Розовый город, вздымаясь волнами и будучи окруженным как толстыми стенами зданий, так и добавочными перегородками внутри самого города, тем не менее странно открыт миру. Ворот нет, только гигантские арки, под которыми пройдут по четыре телеги в ряд. Дороги хорошо вымощены булыжником, поражают размерами великанские лестницы, настолько широкие, что просто непонятно, зачем, разве что по сорок человек плечо в плечо, спускаются к далекой воде, там внизу небольшая речка…
Сэр Норберт поглядывал то на город, то на меня, наконец уверился, что я в самом деле не собираюсь фанфаронить перед варварами и вызывать их на поединки, нарушил напряженное молчание:
– Сэр Ричард, город странноват…
– Чем?
– Вон там, – произнес он озабоченно и показал на западную часть, – тоже лестница. Просто королевская! Но никуда не ведет.
Разведчики завороженно смотрели на чудо-город, в самом деле похожий на торт с пышными башенками из белого и розового крема.
– И вот еще, – сказал один тихо.
Остальные выглядели такими же подавленными и потрясенными. Я окинул Геннегау как можно более пренебрежительным взглядом.
