– Черный.
– Там был дверной молоток?
– Да, и приметный! В виде дельфина. В самом деле, мистер Холмс, просто поразительно, сколько деталей я запомнил, сам того не сознавая. Теперь я припоминаю, что на воротах был номер. Тридцать два.
– Вы можете вспомнить еще какие-нибудь подробности, какими бы незначительными они ни казались?
– Нет. Разве что одно: к парадному входу вела дорожка, выложенная красной и черной плиткой. Я ничего не мог разглядеть в саду, поскольку уличное освещение было крайне скудным. Однако я случайно заметил, что на порог намело очень много опавших листьев, как будто поблизости стояло дерево.
Когда я вернулся домой вчера вечером и готовился ко сну, то обнаружил, что один лист пристал к моей подошве. Я принес его с собой сюда на тот случай, если он окажется полезным для вашего расследования. Может, это и пустяк, но лист – единственное материальное свидетельство, которое я могу вам предложить.
Вынув бумажник, Мур Эгер извлек из него конверт и передал Холмсу, добавив:
– Мне незнаком вид дерева, с которого он упал.
Холмс заглянул в конверт и отложил его в сторону со словами:
– Он и в самом деле может пригодиться, доктор. По опыту знаю, что успех расследования зачастую зависит от незначительных вроде бы мелочей. Пожалуйста, продолжайте. Если вы не можете больше ничего рассказать нам о том, как вилла выглядела снаружи, давайте перейдем к внутренним помещениям.
– Кроме спальни молодой леди я видел только холл, лестницу и верхнюю площадку, и то мельком. Мистер Уэзерби так торопил меня, поднимаясь по лестнице, что я не имел возможности осмотреться. К тому же освещение было совсем тусклым. Однако у меня сложилось впечатление, что дом снят. Слишком мало личных вещей, даже в комнате пациентки. Мебель в основном старомодная и подержанная. Окно было закрыто шторами, а комод стоял…
– Детали обстановки менее важны, нежели расположение комнаты молодой леди, – прервал его Холмс. – Где она находилась?
– В передней части дома, слева от двери.
– Благодарю вас, доктор. Это весьма ценная информация. А теперь перейдем к самой вашей поездке в неизвестном направлении. Вы сказали, что она длилась около часа. У вас есть какое-то представление о маршруте, которым вы ехали?
– Я уже сказал вам, мистер Холмс, что занавески в экипаже были задернуты, – ответил Мур Эгер слегка раздраженным тоном. – Я ничего не мог видеть.
– Понятно. Но, несмотря на это, какие-то впечатления у вас должны были остаться. Когда вы вышли из вашего дома вместе с мистером Уэзерби, в какую сторону был обращен экипаж: на юг, к Кавендиш-сквер, или на север, к Риджентс-парку?
– В сторону парка.
– А когда карета тронулась с места, в какую сторону она повернула?
– Налево, а вскоре после этого – направо.
– Значит, вы продолжали двигаться к северу?
Очевидно, до Мура Эгера дошло, с какой целью Холмс задает эти вопросы, так как его тяжеловесные суровые черты вдруг смягчились.
– А ведь вы совершенно правы, мистер Холмс! Коллега рекомендовал мне вас как лучшего частного детектива в стране, и теперь я понимаю, почему у вас такая репутация. Вообще-то, необычность просьбы мистера Уэзерби возбудила во мне любопытство, и я обратил особое внимание на первую часть пути. Позвольте мне поразмыслить несколько минут.
За сим последовало молчание. Доктор опустил взгляд на свои прекрасно начищенные ботинки, подперев подбородок рукой. Затем лицо его прояснилось, и он продолжил:
– Кажется, какое-то время мы ехали по прямой. Часть пути пролегала по большой оживленной улице – сквозь задернутые занавески я видел мелькающие огни, и наш экипаж перегонял другие кареты. Затем мы свернули направо и начали медленный подъем. Мы долго поднимались в гору, улица становилась все круче. Потом повернули налево.
Тут оживление Мура Эгера потухло.
– Боюсь, мистер Холмс, – сказал он, – это все, что я могу вспомнить. После мы еще несколько раз сворачивали, но я теперь не помню, налево или направо. Мистер Уэзерби занимал меня беседой, и я отвлекся от дороги.
– Несомненно, он делал это с намерением, – заметил Холмс. – Неважно. Думаю, у меня теперь достаточно информации.
– Вы имеете в виду, что сможете найти тот дом?
– Разумеется, я сегодня же приложу все усилия, чтобы его вычислить, – ответил мой друг, поднимаясь с кресла и протягивая руку клиенту. – Я зайду к вам на Харли-стрит, как только буду располагать какими-то сведениями. Насколько я понимаю, вы не возражаете против того, чтобы на каком-то этапе расследования мы подключили полицию, если дело окажется криминальным?
Как только доктор Эгер дал согласие и удалился с бесконечными изъявлениями благодарности, Холмс, усевшись в кресло, снова набил и зажег свою трубку.
– Несмотря на критические высказывания доктора Мора Эгера, – сказал он, попыхивая с довольным видом, – ничто так не прочищает мозги и не стимулирует мысль, как хороший табак.
– Значит, вы в самом деле думаете, что сможете найти эту загадочную виллу?
– Я верю, что, по крайней мере, смогу определить район. Рассказ доктора о поездке содержал в себе несколько ключей, в числе которых – время, которое она заняла. Если вы будете так любезны передать мне географический справочник, в котором имеется карта Лондона, я начну свои изыскания. А поскольку я ничего не знаю о растениях, то передаю вам для изучения лист, который доктор так предусмотрительно захватил с собой. Кажется, где-то на полках есть ботанический атлас. Мне никогда не доставляло ни малейшего удовольствия бродить по сельской местности, восторгаясь красотой птиц, зверей и цветов.
Мне уже случалось говорить ранее о странных пробелах в знаниях Холмса
[30]
, и сейчас, передавая ему географический справочник и снимая с полки атлас-определитель, я не удержался и заметил:
– Меня удивляет ваше равнодушие, Холмс. В конце концов, ботаника – это отрасль знаний, строгая наука. Подумайте об осмосе и о распространении семян.
– Мне бы не хотелось, мой друг. Будь у меня выбор, я бы предпочел изучать отпечатки ног, а не наперстянку. А если бы вам взбрело в голову непременно навязать мне это растение, то мое внимание, скорее, привлекли бы ее медицинские свойства и воздействие дигиталиса на сердечный ритм.
Благодаря иллюстрации в разделе, посвященном листопадным деревьям, я без труда опознал лист. Он был буковым. Я поделился своим открытием с Холмсом, который все еще изучал карту, разложенную на столе.
