Я с трудом сдерживался, чтобы не открыть огонь. Покрепче перехватив револьвер, я впился взглядом в этого человека. Его силуэт четко вырисовывался в освещенном окне, и я мог попасть в него так же легко, как в мишень в тире. Инстинкт побуждал меня спустить курок, но я воздержался.
Если армейский опыт и научил меня чему-то, так это не действовать опрометчиво, а повиноваться приказам старшего по званию, в данном случае инспектора Анвина. Ведь он специально распорядился, чтобы никто не открывал огонь без его разрешения.
Итак, я не стал стрелять, и, как оказалось, правильно сделал: то, что вскоре случилось, решило дело и без нашего вмешательства.
В окне появилась вторая фигура. Судя по широким плечам, это мог быть только сообщник ван Брейгеля – тот самый человек, который правил фургоном и покупал солому на ферме Армитиджа.
Между сообщниками завязалась бурная ссора, о предмете которой мы могли только догадываться по их сердитым жестам и случайным обрывкам фраз, долетавших до нас.
Компаньон ван Брейгеля, по-видимому, уговаривал его отойти от окна. Он тащил подельника за руку, одновременно пытаясь отобрать у него ружье.
Я услышал возглас этого человека:
– Сдавайся! Это безнадежно!
Выстрелило ружье случайно или на курок нажали намеренно, невозможно было определить из укрытия.
Все, что мы увидели и услышали, это вспышку и звук выстрела, за которым последовал страшный крик, и широкоплечий мужчина упал, скрывшись из виду.
Затем в окне появился ван Брейгель. Клянусь, он усмехался! Правда, впоследствии Холмс утверждал, что это всего лишь моя фантазия и что я не мог на таком расстоянии различить выражение лица Дудочника. Однако невозможно было ошибиться относительно его последнего вызывающего жеста, когда он небрежно швырнул во двор пустую патронную сумку. Затем ван Брейгель отошел от окна, и прозвучал последний выстрел.
Последовала мертвая тишина, чуть ли не оглушившая нас после выстрелов и криков, которые ей предшествовали.
Через несколько минут ее нарушил инспектор Анвин, который поднялся на ноги и призвал нас выйти из укрытия. Только тогда я разжал пальцы, вцепившиеся в револьвер, и почувствовал, что у меня болит ладонь.
Распахнув парадную дверь, мы ворвались в дом и нашли два тела в одной из спален. Ван Брейгель лежал под окном; голову его разнесло пулей. Черты Дудочника невозможно было опознать, хотя разбитые очки в стальной оправе, лежавшие рядом с трупом, свидетельствовали о том, что это он. Его компаньон вытянулся на полу неподалеку. На груди, над сердцем, зияла большая рана.
Мне не составило труда констатировать смерть обоих.
Инспектор Анвин, заложив руки за спину, стоял, глядя на тела. Его круглое румяное лицо выражало отвращение и разочарование.
– Да, джентльмены, – обратился он ко всем нам, – не такого конца я ожидал. Я надеялся арестовать эту парочку. Однако нет смысла расстраиваться по этому поводу. Как говорится, слезами горю не поможешь.
– Вы сообщите местной полиции? – осведомился Холмс. – Как вы преподнесете им это дело?
– В основном я буду придерживаться истории, которую мы заготовили. Только изменю конец, – бодрым тоном ответил Анвин. – Я с моими людьми выслеживал этих негодяев последние несколько недель из-за вооруженного налета на почту в Мэрилебоне. Мы шли по следу до этого тайного убежища, где обнаружили их трупы. Какой вариант вы предлагаете, мистер Холмс? – добавил он, подмигнув. – Ссора из-за дележа добычи? Разборки между грабителями? Думаю, это вполне объяснит их смерть. Однако, перед тем как я пошлю одного из моих людей в полицейский участок Уэллерби, нам нужно закончить одно дело в амбаре.
Он взял со стола керосиновую лампу и стал первым спускаться по лестнице. Выйдя во двор, инспектор направился к амбару и отворил двойные двери. Мы последовали за ним внутрь.
Даже теперь, по прошествии немалого времени, мне тяжело вспоминать эту сцену, а тем более описывать ее.
Амбар был старый, с земляным полом и пыльными гирляндами давно копившейся паутины, свисавшей с потолочных балок.
Но прежде чем мои глаза привыкли к тусклому желтому свету лампы и стали различать детали, меня поразили два ужасных ощущения.
Первое – это запах. Затхлый дух земли и старой древесины, из которой был построен амбар, смешивался со сладковатым ароматом соломы и перекрывающей все кошмарной вонью гниющей пищи и крысиного помета. У меня запершило в горле.
Но еще ужаснее запаха был шум. Что-то скреблось, шуршало, пищало, и звук этот рос и набирал дьявольскую силу. Он раздавался со всех сторон и так оглушил нас, что мы не слышали даже собственных шагов.
Когда Анвин, подкрутил колесико, чтобы лампа светила ярче, мы увидели тот ужас, который до этой минуты только обоняли и слышали.
Вдоль стен амбара стояло несколько дюжин стальных клеток с прочной металлической сеткой по бокам. В каждой было полдюжины крыс такого же размера и окраса, как та, которую я видел в стеклянном резервуаре в спальне Холмса.
Но если мертвый экземпляр был ужасен, то живые твари оказались гораздо более чудовищными. Потревоженные светом и нашим присутствием, они суетились в клетках, тычась злобными мордами в сетку и обнажая острые оранжевые зубы. Их чешуйчатые хвосты беспокойно шуршали в соломе, а маленькие глазки свирепо сверкали при свете лампы.
Холмс, прижавший носовой платок к носу и рту, повернулся к нам.
– Я сомневаюсь, – сказал он, – что самый сильный яд, даже если бы он у нас был, способен их уничтожить. Но этих тварей нужно истребить, всех до одной. Если только две сбегут, они начнут размножаться на воле. И одному Богу известно, каковы будут последствия. Вы готовы применить ваши ружья?
Я пропущу без комментариев следующие полчаса. Скажу лишь, что после того, как мы сняли с клеток крышки, шум и вонь, исходившие от гигантских крыс, были перекрыты звуками выстрелов и пороховой гарью.
Когда все было кончено, мы устроили во дворе костер из их тел. Прежде чем его поджечь, мы покрыли их соломой и щедро полили керосином.
Когда мы стояли, наблюдая, как взмывают языки пламени, Холмс тихо обратился ко мне:
– Уотсон, вы можете одолжить мне ваш револьвер?
Я передал ему оружие, и он молча удалился. Только услышав одиночный выстрел, я понял, куда он пошел.
– Мастиф? – спросил я, когда минуту спустя он вернулся так же молча, как и ушел.
– Как и все остальные обитатели этого ужасного места, он был такой злобный, что его не удалось бы приручить, – сказал он.
Мы с Холмсом не присутствовали при том, как из дома выносили тела ван Брейгеля и его сообщника. Перед этим инспектор Анвин со своими людьми обыскал ферму и предал огню все бумаги, имеющие отношение к научным экспериментам Дудочника-Крысолова. Исключение составило содержимое чемодана, который ван Брейгель предпочел держать при себе во время путешествия из Лондона. Благодаря этому чемодану и скудным чаевым, полученным носильщиками, которые его перетаскивали, Холмсу удалось выследить преступника.
