Насколько мне известно, с того дня больше никто не видел призрака Бедной Послушницы.
Коробейник смерти
Некоторым из читателей может показаться, что в это дело – пожалуй, одно из самых интересных и трудных – втянул Холмса, пусть и косвенно, именно я. Всему виной мое армейское прошлое. История началась с того, что к нам на Бейкер-стрит с дурными вестями явился мой однополчанин Энтони Первис. Он знал, что я снимаю квартиру вместе со знаменитым сыщиком и потому желал видеть не только меня, но и Холмса. Энтони, разумеется, как и я, находился в отставке, но по-прежнему активно поддерживал связь с сослуживцами. С момента нашей последней встречи у него поредели волосы, а в усах прибавилось седины, однако выправка оставалась по-прежнему военной, а талия была куда тоньше моей. Я предложил боевому товарищу сесть, после чего представил Холмсу. Взяв по стаканчику бренди, мы помянули павших. Затем Энтони принялся рассказывать последние новости.
– Думаю, джентльмены, вы будете признательны, если я все же перейду к делу, – наконец промолвил он. – Я принес дурные вести, Уотсон. Преставился наш комполка, генерал-майор Райт Пуллман.
– Боже мой, Первис! Печально, очень печально. Что с ним случилось?
– Похоже, сердечный приступ. В его смерти нет ничего подозрительного, особенно учитывая изрядную тучность покойного и его преклонный возраст.
– Однако нечто в его кончине вам все-таки показалось странным, – заметил Холмс.
Первис кивнул и вытащил из кармана конверт.
– В прошлую пятницу я был на полковом ужине в Гранд-отеле. Ближе к концу ужина Райт Пуллман показал мне эту записку и признался, что абсолютно не понимает, о чем в ней говорится. – Однополчанин передал мне листок.
Склонившись вместе с Холмсом над бумагой, мы прочитали:
Райт Пуллман
Я не дышу, и все меня страшатся,
Чужое горе – пиршество мое,
Являюсь я и к нищим, и к богатым,
Являюсь к королям на торжество.
Незваный гость я, в том отрада,
Исполнен долг – вот вся моя награда.
Что каждый заслужил, тот каждый и получит.
Я ухожу, ничто уже не мучит.
Коробейник
Стих совершенно сбил меня с толку. Однако Холмс тяжело вздохнул и повернулся к Энтони:
– Ваши сомнения были не напрасны, мистер Первис. Вы уже были в полиции?
– Еще нет, – покачал тот головой. – А в этом есть необходимость?
– Сейчас обращаться за помощью к властям рановато. Если понадобится, мы можем это сделать и позже.
– Что означает это стихотворение, Холмс? – спросил я.
– Разве вы не понимаете, Уотсон, что в нем идет речь о смерти? Она не дышит, но ее все страшатся; чужое горе для нее пиршество; она является ко всем людям; после смерти мы получаем то, что заслужили.
– Какой ужас, Холмс! – ахнул я.
– Совершенно с вами согласен, – кивнул мой друг, после чего повернулся к Энтони: – Вы не заметили что-нибудь странное во время ужина?
– Нет, – покачал головой Первис, – все прошло как обычно. Великолепный стол, отличное вино, прекрасная компания. После ужина – бренди с сигарами.
– Вам не показалось, что Райт Пуллман хватил лишку? Может, он пил или ел больше обычного?
Вопрос поставил Энтони в неловкое положение.
– Видите ли, – замялся он, – Уотсон не даст мне соврать, генерал-майор любил выпить и закусить. Не исключением стал и тот ужин. Он налегал и на закуски, и на спиртное.
Я согласно кивнул.
– Он курил? – уточнил Холмс.
– Нет. Генерал-майор, как и несколько других офицеров, включая меня, предпочитал нюхательный табак.
– Как он умер? – спросил я.
– Его лицо, и без того красное, стало и вовсе пунцовым, потом он начал задыхаться. Помню, он схватился за грудь и пожаловался на боль. Сначала мы подумали, что у него несварение желудка после фазана, но в следующий миг генерал-майор повалился на пол.
– На собрании присутствовал военврач?
– Да, старина Смитерс. Он, если не ошибаюсь, на год раньше меня ушел в Нетли
[27]
. Смитерс сделал все от него зависящее, но генерал-майора ему спасти так и не удалось. Он умер прямо у нас на глазах.
– Господи, какой ужас!
Холмс принялся задумчиво расхаживать по гостиной.
– Значит, вы хотите от имени полка обратиться ко мне с просьбой расследовать обстоятельства этой смерти? – спросил он.
– Я надеялся, мистер Холмс, что вы подумаете над этим предложением, – кивнул Первис. – Я казначей общества однополчан. У нас достаточно средств, чтобы покрыть ваши расходы. Члены общества уже проголосовали за проведение расследования – в том случае, если вы решите, что дело нечисто.
– Быть посему, – решил Холмс. – Будьте любезны, оставьте, пожалуйста, письмо со стихотворением и свою визитную карточку. Как только у меня будут новости, я немедленно с вами свяжусь.
– Спасибо, мистер Холмс. И вам спасибо, Уотсон. Теперь я чувствую себя гораздо спокойнее, чем раньше. – Протянув Холмсу визитку, Энтони откланялся.
– И что вы обо всем этом думаете, старина? – спросил я, когда мой однополчанин ушел.
– Дело очень странное, Уотсон. Пока нельзя исключать прискорбного стечения обстоятельств, но вы сами знаете, как я не доверяю совпадениям. Если это убийство, то способ умерщвления крайне необычен. За всю свою практику я помню лишь один-единственный случай, когда злоумышленник спровоцировал у жертвы сердечный приступ. Помните ресторан «Золотой петушок» и дуриан?
– Как такое забудешь, Холмс, – покачал головой я. – Но убийца из «Золотого петушка» покончил с собой, значит, на этот раз действовал кто-то другой. Однако нынешний неизвестный злоумышленник вполне мог воспользоваться тем же способом.
– Сильно сомневаюсь, что за ужином гостям подавали дуриан, – усмехнулся Холмс. – В противном случае, учитывая количество алкоголя, потребляющегося на подобных собраниях, б́ольшая часть ваших однополчан была бы уже мертва.
– Тут мне возразить нечего, – развел я руками. – Итак, с чего вы начнете расследование?
Холмс взял в руки письмо:
– Отправлено из Белгравии
[28]
шестнадцатого числа. Обычный коричневый конверт и дешевая писчая бумага; их можно купить в любом магазине. Листок без водяных знаков, письмо написано черными чернилами от руки. Судя по изношенности пера, ручка старая. Писал правша. Исходя из характерных особенностей почерка, могу предположить, что автор – мужчина, обладающий сильной волей. Эгоистичен и самовлюблен. Не склонен к состраданию, не обладает чувством юмора, но при этом мстителен. Не исключено, страдает манией преследования.
