– Я вас не понимаю, мистер Холмс, – отозвался адмирал. – Пожалуйста, поясните.
– Я имел в виду, сэр, именно то, о чем спросил. А что, если люди Релинского поднимут бунт? Восставшие солдаты здесь не новость. А если поезд прорвется сквозь вашу осаду? Мы глубоко внедримся на территорию красных и будем пойманы, так сказать, на месте преступления.
Рейли застыл, как и я, пока Холмс и Колчак неотрывно смотрели друг на друга.
– Мистер Холмс, у моих людей все получится. – Адмирал говорил спокойным, ровным и уверенным тоном. Каждое слово имело вес; так любящий отец упрекает сына.
– А если нет? – продолжал допытываться детектив.
– Тогда, мистер Холмс, вам придется рассчитывать на полковника Релинского, который находится здесь. Потому что при таких обстоятельствах ни Бог, ни дьявол не смогут сделать для вас больше, чем он.
Мы оставили Колчака в этом чиновничьем склепе и присоединились к поджидающей нас охране. До этой минуты я считал их людьми Рейли, которые выступают на нашей стороне. Но слова Колчака заставили меня поверить, что, за исключением Стравицкого и Оболова, все прочие действительно являются красными, выполняющими поручение вместе со своим комиссаром. Они понятия не имели о том, с кем мы сейчас встречались, и ничего не знали о планах их убить. Они были агнцами, приготовленными на заклание, а Рейли, Холмс и я – их Иудами. Я внутренне содрогнулся, когда мне улыбнулись теперь уже знакомые люди. Они улыбались, пока мы садились в автомобиль. Я впервые осознал, что значит быть таким, как Рейли, что такое дружить с людьми, которых ты можешь в следующее мгновение сознательно повести к смерти.
На станцию мы вернулись быстро и обнаружили, что двое подчиненных Рейли находятся в сильном возбуждении. Один протянул полковнику листок бумаги, который оказался телеграммой. Рейли подошел к нам.
Посмотрев на Холмса и на меня, он сообщил:
– Наш друг мог отдать приказы солдатам своей регулярной армии держаться подальше от железнодорожных путей, но, похоже, эти приказы не дошли до некоторых частей, имеющих свои мотивы, – например, тех, кто отделился от чешской бригады.
– Что вы имеете в виду? – уточнил я.
– Он имеет в виду, Уотсон, что банда чешских партизан испортила железнодорожные пути между этим городом и Екатеринбургом, – пояснил Холмс. – И мы тут застряли.
– Так и есть, – кивнул Рейли.
Мы были так близко и одновременно так далеко.
Теперь мы находились примерно в дне пути от Екатеринбурга, и именно сейчас чехи сделали свое грязное дело. Светлело с каждой минутой; создавалось впечатление, что Уральские горы надвигаются на нас и что до них вскоре можно будет дотронуться тростью. Теперь случилось так, что как раз те люди, которые сражались за Романовых, непреднамеренно помешали их спасению.
Поскольку становилось жарко не по сезону, мы с Холмсом, а также подчиненные Рейли находились на улице, ожидая указаний на вокзале. Беженцы тоже вышли из вагонов. Их оказалось значительно меньше, потому что многие сошли на остановках в деревнях по пути следования поезда, а некоторые умерли в пути.
Та самая семья, которой Холмс помог в Петрограде, приблизилась к нам. Они держали в руках тюки с вещами, и было очевидно, что они собираются остаться здесь, в Перми. Мать упала на колени перед Холмсом и обняла руками его лодыжки, таким образом выражая свою благодарность и преданность. Отец держал ребенка на руках. Холмс поднял бедную женщину на ноги, посмотрел ей в глаза и сказал:
– Не надо, матушка. Счастья вам и удачи.
Он произнес эту фразу на русском, а потом пояснил мне, что она означает.
Женщина целовала Холмсу руки, а глаза ее мужа говорили сами за себя – он выражал благодарность, как мог. Наконец они развернулись и направились в город. Я всем сердцем надеюсь, что они выжили.
– С каких это пор вы стали говорить по-русски? – спросил я у Холмса.
– Ну, Уотсон, невозможно не запомнить хотя бы несколько слов.
– Я не смог, – признался я.
– Значит, вы плохо слушаете.
– Я слушаю, но не могу вычленить ничего кроме «да» и «нет». А этот их адский алфавит вообще сбивает меня с толку и ставит в тупик.
– Там нет ничего сложного, друг мой. Вы просто не можете избавиться от своих привычек и не хотите заставить свою самодовольную голову приложить хоть немного усилий, Уотсон, – рассмеялся детектив. – Эх, если бы я получше знал язык, я бы уже давно сменил внешность и смешался с массами, как часто делал в Лондоне! И вернулся бы только после того, как нашел то, что ищу.
– Но, Холмс, это чистое безумие! Даже не думайте, выкиньте эту мысль из головы! Здесь вы беспомощны, как тот ребенок, которого вы спасли. Идея просто абсурдная. Я не позволю вам даже рассматривать возможность подобных глупых действий.
Я так разбушевался, что Холмс замолчал, а потом заверил меня, что не отправится в одиночное путешествие искать приключений. Я уже собирался пойти отдохнуть, когда из здания вокзала появились Рейли, Стравицкий и Оболов и направились к нам.
– Ну, друзья мои, похоже, что мне с моими людьми придется отправиться на вечернее чаепитие, – сообщил Рейли, конечно имея в виду военную операцию. – Мы должны выехать вместе с подразделениями Красной армии, а также – господи помилуй! – с отрядом местного ЧК под командованием полковника Микояна. Будут задействованы фактически все доступные люди и подразделения. Мы вернемся, когда вернемся. Странно, что не перерезаны провода, так что мне удалось отправить сообщение Престону о том, что посылка для него задерживается. Кто знает на сколько? Но железнодорожные пути должны починить. Мы не можем терять время. Каждая минута отсрочки приближает смерть наших друзей. Я оставляю с вами Оболова. Не думаю, что вам потребуется больше одной «няньки».
Мы с Холмсом ничего не могли поделать, кроме как пожелать ему удачи и ждать. В течение двух часов собрались различные подразделения: первой галопом выступила кавалерия, за ней последовали моторизованные части Красной армии. Рейли со своей группой следовал за ними, а замыкающим был небольшой конный отряд.
Мы наблюдали за тем, как сотни людей исчезают в огромных клубах пыли.
2 июля 1918 года
Прошло два дня. Связь окончательно прервалась примерно через два часа после того, как выступили отряды, с которыми ушел Рейли. Мы не получали никаких сообщений до вечера второго дня.
Оболов приказал учителю английского языка, которого нашел в Перми, сообщить нам новость, которую тот и прочитал нам с дежурной патриотической интонацией: «Блистательное достижение победоносной Красной армии. Белые преступники, а также присоединившиеся к ним чехи были легко разбиты; немногие выжившие трусливо убегают по горным переходам. Славные солдаты революции вернутся завтра. Вперед отправлены раненые».
3 июля 1918 года
На следующее утро начали появляться первые солдаты, а к позднему вечеру вернулись и остальные силы.
