Невербальные сигналы формируются и воспринимаются правым полушарием, и нейробиологи выяснили, что в первые годы жизни оно лучше развито и активнее работает. Во время первых встреч со Стюартом я заметил, как мало исходило от него невербальных сигналов. Передо мной сидел умный, хорошо выражающий свои мысли и многого добившийся профессионал, но ему, казалось, недоставало этих фундаментальных составляющих обычного разговора. Конечно, мы взаимодействуем друг с другом и посредством слов, но они приобретают большее значение, когда мы становимся старше. В этот период левое полушарие начинает работать активнее. В детском и подростковом возрасте правое и левое полушария растут и развиваются циклично.
Правое полушарие теснее связано с подкорковыми участками мозга. Информация поступает от тела к стволу головного мозга, а затем к лимбическим долям и к коре правого полушария. Левое полушарие расположено на удалении от подкорковых источников – то есть от наших физических ощущений, необходимых для выживания стволовых реакций и лимбических привязанностей.
Из-за такой последовательности развития и анатомического строения правое полушарие дает нам более точное ощущение всего тела, чувств, отображений прошлого, формирующих автобиографическую память. В правом полушарии сосредоточены эмоциональная и социальная составляющие нашей личности. Мы создаем образы собственного сознания и сознания других, используя «пространство» коры правого полушария. Кроме того, оно определяет то, как мы справляемся со стрессами, и регулирует деятельность подкорковых участков. Однако эти различия нельзя назвать абсолютными. В обычной жизни мы включаем деятельность, в которой доминирует правое полушарие, в отдельный, не менее значимый информационный поток, который контролируется левым полушарием.
Даже для того, чтобы высказать эти идеи, мне нужно использовать концептуальное, аналитическое и оперирующее фактами левое полушарие, а вам оно необходимо для их понимания. Поскольку на левое полушарие в меньшей степени влияют подкорковые процессы, оно, в отличие от более интуитивного и эмоционального правого полушария, – вместилище идей и рациональных мыслей. Тем не менее полушария поддерживают связь друг с другом. Их связывает мозолистое тело – пучок нейронов, расположенный глубоко в мозге. Если рассматривать два полушария отдельно друг от друга, то можно сказать, что различные паттерны энергетического и информационного потока позволяют нам иметь «два сознания», сотрудничающих или конкурирующих. Мы будем называть их правосторонним и левосторонним режимами. Когда полушария сотрудничают, в мозге достигается двусторонняя, или горизонтальная, интеграция.
Левое полушарие предпочитает линейную, лингвистическую, логическую и буквальную коммуникацию. Кроме того, оно любит составлять списки и мыслит категориями. Оно специализируется на силлогических
[36]
рассуждениях, используя логические цепочки и выявляя причинно-следственные связи. Когда двух– и трехлетние дети начинают задавать бесконечные вопросы и превращаются в почемучек, это значит, что у них включилось в работу левое полушарие.
Итак, вот краткое описание каждого режима: левосторонний – развивается позже, является линейным, лингвистическим, логическим, буквальным, мыслит категориями и списками; правосторонний – развивается раньше, является целостным, невербальным, образным, метафорическим, отвечает за ощущения всего тела, примитивные эмоции, снижение стресса и автобиографическую память.
Эти два режима можно рассматривать еще в одном ключе: если левосторонний – преимущественно «цифровой», где информация разбивается по категориям «включено – выключено», «верх – низ», «правильно – неправильно», то правосторонний – скорее «аналоговый». Анатомия мозга помогает определить причину этих различий: она, вероятно, кроется в контрастирующей микроархитектуре обоих полушарий.
Если правосторонний режим отвечает за операцию и, то левосторонний – за или. Используя правосторонний режим, я вижу мир, полный взаимосвязанных возможностей: это и это может быть правдой. О чудо, да из этих двух вещей может получиться нечто новое! Когда у меня работает левосторонний режим, я вижу мир разделенным: верно то или это? Тогда мне кажется, что только один взгляд верно отражает реальность. Когда я смотрю на мир в левостороннем режиме и мыслю категорией или, я совершенно не осознаю этого. Просто так оно и есть. А другой, правосторонний режим, просто кажется неправильным.
Я работал с парами, где у одного партнера доминирует левое полушарие, а у другого – правое. Один говорит, что ему тоскливо. Второй отвечает: «Не о чем тут грустить». Первый выглядит озадаченным, но молчит. Второй чувствует, что выиграл. Но это печальная, разобщенная и точно неинтегрированная игра, где есть только проигравшие.
Возможно, вы интересуетесь, не приводит ли наличие двух мощных, но таких разных нейронных процессоров в голове к внутренней войне или к конфликту с другим человеком, у которого доминирует режим, отличный от нашего. Иногда так действительно случается. Когда долгое время доминирует определенный режим, возникает внутренняя скованность и/или хаос. Я думал, что именно это происходит со Стюартом, и он скован и отстранен.
Существует множество причин, по которым человек может расти «с уклоном влево». Что бывает, если наша потребность в близости с другими – в том, чтобы делиться невербальными сигналами, чтобы нас замечали и защищали, – не удовлетворяется заботливым человеком, способным установить контакт и взаимодействовать с нами? Или, еще хуже, если отношения на ранних этапах вселяют в нас ужас? Как нам жить с чувством неопределенности? Если мы находимся в эмоциональной пустыне или нас бросает из крайности в крайность, правое полушарие может «ссохнуться». Переключаясь в левосторонний режим, мы чувствуем себя в большей безопасности. Это довольно распространенная адаптивная стратегия выживания, но есть и более оптимальные способы, и я надеялся, что мне удастся помочь Стюарту открыть их.
Ваш мозг еще не СТАР
Как гласит народная мудрость, старого учить – что мертвого лечить, а ведь именно этим я собирался заниматься с 92-летним Стюартом. Если нейронные пути правого полушария Стюарта бездействовали много десятков лет – практически столетие, – можно ли было простимулировать их, чтобы в них снова пробудилась активность? Независимо от того, было ли их бездействие продиктовано опытом, наследственностью, случайностью или всеми тремя факторами, существовал ли способ изменить текущие механизмы работы мозга? И если бы нам удалось активировать нужные каналы, стоило ли ожидать, что там появятся новые синаптические связи или даже новые интегративные нейроны? Согласно изучению нейропластичности, а также клинической работе по нейронной реабилитации, это было возможно. Именно так я и сказал Стюарту.
Я нарисовал мозг, рассказал ему о левом и правом полушариях и пояснил, что мы попытаемся сделать его мозг более уравновешенным – добавить новые функции правому полушарию и укрепить уже достаточно развитое левое. По случаю я поделился с ним одним из придуманных мной сокращений: СТАР(н) – стимуляция активации и роста нейронов. Данный механизм укрепляет нейронные связи. Независимо от места спонтанной активности нейронов существующие нейроны способны создавать новые или усиливать существующие синаптические связи в процессе синаптогенеза. Можно также стимулировать развитие новых нейронов – это называется нейрогенезом. Я объяснил Стюарту, как уплотняется миелин, повышая электропроводимость взаимосвязанных нейронов, и что ключевыми факторами роста нейронов выступают новизна, концентрация внимания и аэробные физические нагрузки. Стюарту понравилось мое сокращение СТАР, и мне польстило, что его левое полушарие, кажется, оценило игру слов.
