Она рыкнула:
– Сперва ты!
– Хорошо, – согласился я. – Смотри!
Она посмотрела и медленно опустила копье.
– Я сейчас обойду куст, – предупредил я. – Чтобы быть на той стороне, где и ты. Чтоб у меня никаких преимуществ. Ты же сильнее, правда?
– Конечно, – ответила она грубым голосом, все еще настороженная, глаза изучающе сканировали меня с ног до головы. – Я тебя разорву голыми руками и сожру!
– Только и мечтал о таком, – сообщил я. – О красивой смерти от зеленой руки!
Она начала поднимать копье, когда я обошел кусты и показался в прямой видимости. Я улыбался изо всех сил, мышцы рта заболели, но троллиха, увидев мое дружелюбное лицо и распахнутые в стороны руки с растопыренными пальцами, опустила копье острием в землю.
Я сказал с веселым удивлением:
– Смотрю и не верю… Эти штуки у тебя там настоящие?
Она проследила за моим взглядом, нахмурилась, это было устрашающее зрелище.
– Да, – прорычала она враждебно, – только тебе их не трогать.
– Жаль, – сказал я почти искренне, кашу маслом не испортишь, а комплименты нравятся не только мужчинам. – Я просто впервые вижу такое чудо!.. Огромные, зеленые, надутые… Каждая втрое больше твоей головы. Извини, не могу оторвать глаз. В самом деле нельзя потрогать?
– Нет!!!
Голос превратился в рев, в глазах блеснула ярость. Я поспешно выставил перед собой ладони.
– Извини, я просто не смог совладать с чувствами. Ты настолько красивая, что я уже и не понимаю, что говорю… И уж никак не смогу с тобой драться.
Она прорычала, выставив зубы:
– Зато драться хочу я!
– Женщина должна быть мягкой, – упрекнул я. – Ласковой. Тихой. А ты что за зверюка? Ты должна чесать меня и гладить, говорить ласковые слова…
Она крепче стиснула древко копья.
– Я не сдамся в плен.
– А я бы сдался, – ответил я со вздохом. – В такую жару совсем драться не хочется. Что ты со мной будешь делать, если сдамся? Изнасилуешь по праву войны?
Она фыркнула.
– Больно мне нужно пачкаться. Вырежу твое сердце и съем!
– Зачем?
– Сила и отвага врага перейдет ко мне! – ответила она, не задумываясь.
– Да какая во мне сила? – возразил я. – Так, видимость… Отваги, как видишь, и вовсе нет.
Она призадумалась, явно озадаченная, потом сказала:
– Тогда съем печень!
– У меня больная печень, – заверил я. – Не то тоска ее гложет, не то бычий цепень. Вот уже неделю в боку колет. Кто съест, сам заболеет и тут же красиво задрыгает в воздухе всеми четырьмя.
Она спросила с удивлением:
– Зачем? Это такой танец?
– Предсмертный, – объяснил я.
Она скривилась, морда на удивление выразительная, никаких интеллигентских нюансов, одни контрасты.
– И что, – спросила она, глядя, как на копошащегося у ее ног червяка, – у тебя совсем ничего нет здорового?
– Есть, – ответил я скромно, – можешь начинать, даже убивать не надо… Да опусти ты это копье! Тяжело ведь.
Она потрясла копьем, доказывая, что руки ее сильны, и вообще не теряет бдительности. Я старался улыбаться как можно шире, уже не только губы, весь рот болит, говорю медленно, вдруг да убаюкаю, загипнотизирую, расслаблю, но троллиха следит за каждым моим движением и мимикой, взгляд остается злым и настороженным.
– Я убью тебя, – сказала она.
– Давай заключим перемирие, – предложил я. – Временное.
Она помедлила, переспросила:
– Это… как? И зачем?
– Повторяю, – сказал я терпеливо. – Хотя тролли всегда орут и обвиняют меня, что повторяюсь, но для вас нужно повторять и повторять, потому что сейчас помните и даже ругаетесь на повторы, но тут же забываете, что говорил важное. Только и помните, что вроде бы какие-то повторы были… А еще баги, хотя сами не понимаете, что это. Словом, если меня убьешь, ничего не узнаешь. А так вот посидим в тени вон того дерева, отдохнем, поговорим. Ты от меня выведаешь ценные сведения о наших слабых сторонах, о количестве войска, узнаешь наши планы, куда идем и что собираемся делать… Разве это не важно? Твой вождь будет счастлив услышать о наших коварных замыслах!
Глава 10
Ее брови сдвинулись, но в глазах появилось задумчивое выражение. Острие копья начало медленно опускаться, а рельефные мускулы потеряли четкость.
– У нас не вождь, – ответила она, – а совет старейшин.
– Ого, почти демократия, – сказал я с уважением. – А кто главный?
– Фишкиллер, – сообщила она. – Он умный!.. И всегда с книжкой ходит!..
– Ого, – сказал я потрясенно. – Так, глядишь, и читать научится… Как Тарзан в джунглях. Ну так как? Насчет перемирия?
Она сказала злобно:
– Откуда я знаю, что не ударишь в спину?
– Клянусь, – ответил я торжественно. – У нас это очень важно. Я не ударю тебя тайком, правда.
Она поколебалась, но, похоже, взвесила еще раз шансы выстоять против меня в схватке, если не договоримся, и сказала с глухим рычанием:
– Ладно. Пойдем к дереву.
Она повернулась и пошла первой, спина широка, как фоссанская степь, и прямая, лопатки сведены вместе, словно ожидает удара, не такая уж и толстая в пояснице, если учитывать размах плеч и размер необъятного зада, мощными ягодицами двигает из стороны в сторону так, что сбила бы с ног носорога средних размеров.
Я преодолел искушение ухватить троллиху за эти двигающиеся места, похожие на жернова мельницы великанов, догнал и пошел рядом. Она косилась в мою сторону, ростом чуть ниже, хоть и вытягивается, даже старается идти чуть ли не на цыпочках, что при ее весе… центнера два, не меньше… совсем не просто. Теперь уже я косил глаза на могучие валуны ее груди, что при их тяжести удивительно легко приподнимаются при каждом шаге, а когда троллиха перепрыгнула мелкую канавку, взлетели и мощным ударом в нижнюю челюсть подбросили ей голову с такой силой, что клацнули зубы. Затем эти вторичные половые опустились почти до живота и тут же, как на тугой резине, резво поднялись и снова ровно заколыхались, приковывая мой взгляд.
Дерево приближалось с каждым шагом, а когда мы шагнули в тень, солнце пропало за ветвями. На плечи упала долгожданная прохлада, хотя воздух уже с утра накален, как в плавильной печи алхимика. Толстые корни вспучивают землю, кое-где вылезли на поверхность, голые и белесые. Как водится, сильные корни пронзили слежавшиеся на большой глубине пласты глины, благодаря им наверх пробился небольшой ключик.
Мы сели под деревом так, чтобы спины защищал ствол, я выложил из мешка еду. Троллиха смотрела с подозрением.
