По лестнице я сошел достаточно бодро, сержант отскочил от двери как ошпаренный.
– Ваша светлость!.. – вскрикнул он испуганно.
– Да, – ответил я благожелательно, – я эта самая светлость, угадал, молодец!
– Рад стараться, – пробормотал он, – однако… отсюда никто!.. Но… как вы?
– Тайные ходы, – ответил я многозначительно. – Висячие переходы всякие… зримые и незримые для немайордомов. Ты лишние вопросы не задавай, сон будет крепче. Просто бди и чужих на башню не пущай. А чужие все, кто не его светлость. В смысле, моя.
– Будет сделано, ваша светлость!
Бобик сбил бы с ног, если бы я не прислонился к стене. Он вылизал мне лицо, как я ни закрывался локтями, подозрительно пофыркал на чужие запахи, а потом счастливо проводил меня до покоев.
Во дворце скоро узнали, что майордом вернулся, однако я успел поспать пару часов, чего при моем метаболизме вполне хватает. Барон Альбрехт встретил первым у выхода, взгляд испытующий, лицо недовольное.
Привычно почесал Бобика, он сказал весьма неопределенно:
– Задали вы задачу…
– В чем? – спросил я и предложил: – Пойдемте, барон, позавтракаем вместе. Что-то зубы чешутся.
– У него всегда чешутся, – ответил он.
– Да я тоже еще тот Бобик… Будете третьим?
– С удовольствием, – ответил он. – Только все забываете, сэр Ричард, завтрак могут подать и в постель. Не хотите в постель – можно в кабинет. А то как-то не по рангу, когда сами топаете туда, где кормят!
– Вообще-то да, – согласился я. – Я просто пру на запах кухни.
– Но вы же не Бобик!
– Да все мы в чем-то Бобики, – ответил я со вздохом. – С такой жизнью даже с песиком поиграть некогда.
Барон распахнул двери в небольшой зал, повернулся ко мне и поклонился. Я вошел, с облегченным вздохом опустил задницу в кресло.
– Ладно, пусть подадут сюда. Здесь довольно мило… Интересно, что здесь было?
Он отмахнулся.
– Неважно, что было. Главное, что будет. Как я говорил, все службы сбились с ног, пытаясь вас обнаружить. Как только стало известно, что майордом изволит бродить по городу неузнанным, чтобы лучше узнать, как к нему относятся, все ощутили зуд…
– Пытались найти?
– Еще как! Такой азарт на благое бы дело… Но вы и в такой мелочи преуспели. Все чувствовали, что вы где-то рядом, но никто так и не сумел…
– Да, – ответил я, – такой вот я крутой и неуловимый.
– А где вы были?
Я ухмыльнулся.
– Как вы правильно заметили, совсем рядом. Но не скажу!
– Понятно, чтобы потом новое место не искать? Разумно. Могу сообщить, что ваше распоряжение насчет той трещины выполняется. За небольшую плату крестьяне начали возить на телегах туда камни. Предполагается, что за год-два удастся засыпать достаточно, чтобы проложить дорогу. Или хотя бы мост.
В зал вбежали слуги с блюдами в руках. Я едва дождался, когда разложат по тарелкам, потом вспомнил о молитве и заставил себя потерпеть целых две минуты, глядя на роскошные истекающие сладким соком тушки мелких птичек с удивительно белым нежным мясом.
Барон смотрел на меня в удивлении.
– Что-то случилось, сэр Ричард?
– Молитва перед обедом, – отрезал я. – А вы, сэр Альбрехт, сразу, как дикарь, за жратву?
Он пробормотал:
– Больно голос у вас подозрительно тихий. Хотя бы губами шлепали!
– Я про себя, – сообщил я. – Молча. Из скромности. Господь все равно услышит, он не тугоухий. А то некоторые просто выкрикивают молитву, да еще и на улице, чтобы все видели их набожность!..
Он буркнул:
– Я тоже молился. Молча. Не стал же я хватать со стола раньше вас? То-то. А вообще вы правы. Мы должны подавать пример местному населению. Все равняются на благородных!
– Потому тяжко быть благородными, – вздохнул я.
– Пока молоды, – возразил он, – это еще легко!
– А когда поумнеем?.. ладно, не отвечайте. Я уверен, благородство – это одна из лучших черт, придуманных и сотворенных Господом. За что его еще больше уважаю. В Адаме и Еве не было ничего подобного, двое тупых простолюдинов!.. Но потом проявилось! Я вот жру и думаю, а что еще в нас Господом скрыто?
Он вздохнул.
– Вот именно скрыто. Можем открыть, а можем закопать еще глубже.
– Благородство обязывает, – ответил я. – Будем копать.
Ели мы довольно долго в молчании, барон не сдержанный Куно, хотя тоже умеет просчитывать каждый шаг, бесстрастно режет мясо, насыщается спокойно, безспешно, хорошо прожевывает и время от времени запивает вином.
Даже Бобик при нем ведет себя сдержанно, не стучит лапой по колену, напоминая о себе, а благовоспитанно принимает то, что дают.
Я сказал мрачно:
– Хорошо бы еще Кейдана привлечь и за военные преступления…
Он спросил озадаченно, сбитый с толку неожиданным поворотом:
– Это какие?
Я раздраженно отмахнулся.
– Барон, не занудствуйте! Какие скажем, такие и будут. Всегда и везде только победитель решает, в чем состояли военные преступления. А для Кейдана и высасывать из пальца, как обычно делается, не придется! Его даже за одну его морду можно судить.
Он подумал, кивнул.
– Победители придумывают правила, а побежденным по ним жить.
– Если, – сказал я, – ударишь кого по пьяни – ты свинья и драчун. Если еще ухитрился вытащить у него монеты – это гнусный разбой. Если купил на эти деньги меч, то нарушаешь закон, ибо оружие запретим носить на улицах в мирное время, если не в охране лорда или города. Если собрал шайку друзей и потрошишь караваны – это бесчинство и грабеж. Но если твоя шайка разрослась и называется армией, ты можешь захватить целую страну и назвать это освобождением от тирана!
Он посмотрел на меня с вопросом в серых спокойных глазах.
– Сэр Ричард, – спросил он в легком недоумении, – надеюсь, у нас не так? Святая миссия продвижения Слова Господа в эту темную страну не поставлена под сомнение?
– Ни в коем случае, – заверил я со вздохом, – но кто это видит? Замечают только грабежи и насилие. Ростки доброго и вечного, что всаживаем даже насильно в их головы… или сердца, проклюнутся не сегодня. Потому пока нам просто нужно удерживать власть. Чем вы и должны заниматься ежедневно и ежечасно.
Он покачал головой.
– Вы так говорите, словно сами… гм…
Я развел руками.
– Милый барон, меня беспокоят Ундерленды. Сейчас в равновесии: ни мы напасть не в состоянии, ни Кейдан оттуда не ударит. Но что там зреет? Об этом анклаве ничего не известно… среди простого народа.
