– А среди непростого?
– Хороший вопрос, – ответил я. – Точный. Я все время, даже когда ничего не знал про Сен-Мари, собирал сведения про эти войны магов, которые великие только по силе, но не по уму… И вот из общения с непростыми удалось узнать, что во время последней войны Великих Магов океанская волна смыла все прибрежные города, ударилась о Великий Хребет и вернулась обратно. Эти земли заселялись заново.
Он придвинул к себе тарелку с медовыми пирогами и слоеным пирожным. Лицо стало хмурым, буркнул невесело:
– Все земли так заселялись.
– Совершенно верно, – подтвердил я. – Но на побережье кое-где остались нетронутыми подземелья, хотя водой залило их тоже, и практически все было разрушено и там. Разрушено, но не уничтожено! И вот в Ундерлендах кто-то сумел, как мне кажется, судя по разным странным слухам, что-то оживить из творений Древних Магов.
Он вздрогнул.
– Ого!.. А что именно?
– Узнать можно только там, – ответил я кратко.
Он смотрел на меня исподлобья.
– Сэр Ричард. Если вы думаете, что думаю я, то вам такое лучше даже не думать.
– А кому? – спросил я.
– Не знаю.
– Только скажите! – сказал я настойчиво. – Я тут же переложу все на его плечи. Даже, если плечи хлипкие. Я не постесняюсь. Я из такого королевства, где добродетель – бесстыдство, а вовсе не скромность. Скромные у нас не выживали. Но, увы, я людей для такой миссии не зрю.
Он беспокойно заерзал, лицо из хмурого стало совсем темным. Расковырянный золотой ложечкой пирог беспомощно глядит раскрытыми внутренностями на безжалостного человека и ждет решения своей судьбы, но барон смотрел поверх тарелки.
– Не советую в Ундерленды, – пробормотал он. – Чую неприятности. Нам и так везло слишком долго.
– Мы опоздали с герцогом Вирландом, – напомнил я, – что позволило ему собрать армию. Я не хочу проворонить с этим загадочным анклавом. Я хочу понять, что нам может оттуда грозить.
– Ответственность обязывает? – спросил он мрачно. – Сэр Ричард, даже не думайте заталкивать меня в графы!
Дверь распахнулась, церемониймейстер громогласно провозгласил так, словно я на другом конце королевства:
– Граф Ришар, граф Рейнфельс…
Хорошо я его приструнил, мелькнула злобно довольная мысль. Раньше он пытался произносить титулы полностью, так бы одного Ришара представлял полчаса, а теперь просто бегло перечисляет, не меняясь в лице от такого грубого нарушения дворцового этикета.
Военачальники входили один за другим степенно и гордо, только Макс слегка замялся в дверях, ослепленный великолепием роскошной отделки, а я напомнил себе, что надо выбрать момент и возвести его в бароны.
Сэр Растер сразу начал оглядываться в недоумении, где же выпивка, здесь мужчины собрались, а не девицы с вышиванием, довольно крякнул, когда слуги внесли вино, а первый кувшин поставили перед ним.
– Военный совет, – объявил я. – Враг разбит, все королевство в наших руках.
– Если не считать Ундерленды, – напомнил барон бестактно.
– Да, – буркнул я, морщась. – Да! Но Ундерленды отделены такими пропастями, что ни нам организовать вторжение не удастся, ни оттуда не смогут вывести большое войско. Перебьем, когда будут идти цепочкой по краю пропасти… Словом, военная часть закончена, начинается самое трудное.
Сэр Растер посмотрел с недоумением.
– А какие еще, кроме военной?
Граф Ришар сказал неторопливо:
– Вообще-то наши гарнизоны обеспечивают… э-э… спокойствие в городах и селах. Остальное – за местными. Но они говорят, что вы довольно ловко сумели воспользоваться их структурами. В деревнях нашего вторжения и не заметили, в городах почти все уже восстановилось.
– А теперь нам нужно, – продолжил я уже в тон, – начинать то, ради чего и пришли! Это королевство нужно вернуть в лоно церкви. Насколько я знаю, победитель часто перенимает часть черт побежденного. Даже, если это неизбежно, давайте же примем лучшее… если отыщем.
Виконт Штаренберг сказал высокопарно:
– Кто никогда не меняет взглядов, больше любит себя, чем истину. В этом королевстве есть много такого, чему нам стоит поучиться.
Я с силой грохнул кулаком по столу. Для меня это нехарактерно, но голова трещит, чувство острой беспомощности грызет внутренности. Еще до вторжения в это Забугорье было понятно, что завоевать – полдела, но сейчас вижу, что это даже не четверть дела, а намного-намного меньше.
– Да, – прорычал я зло, – это вас я вижу ежедневно среди вельмож Геннегау! И вижу, как вас обхаживают. Пока готовимся, как легче и безболезненнее их повернуть к Христу, вас уже повернули… И что вы увидели в той стороне?
Все молчали, ошеломленные взрывом ярости, я всегда держался предельно сдержанно, а сейчас сам чувствую, на мне, как говорится, лица нет.
Сделал три глубоких вздоха, я затолкал злость взад и произнес контролируемым голосом:
– Мы даже само королевство не завоевали, а только захватили. Это не одно и то же! Сен-Мари – это не вторая Армландия или Фоссано, здесь совсем иной строй, иные отношения, иные взгляды и отличающаяся от нашей мораль. А мораль и взгляды ломать куда труднее, чем разбить огромное войско.
Граф Ришар огляделся по сторонам.
– А почему отец Дитрих не здесь? Это больше по его ведомству.
– Ему без нас не справиться, – возразил я. – Это наше общее дело! Здесь в отличие от всех королевств по ту сторону Великого Хребта компактными племенами живут тролли, гоблины, а где-то в горах, по слухам, даже эльфы. На Севере они тоже есть, но там с ними ведется лютая война на полное истребление. Либо люди, либо тролли, а здесь подход более рациональный, соломоновский. Дескать, если можно использовать, то использовать надо… И вот целый отряд троллей в войске Вирланда, тролли и гоблины на службе у людей в городах, как впервые увидел в Тарасконе…
Барон Альбрехт оживился.
– Правда? А то мы в Тараскон заскочили буквально на часок, никаких троллей не заметили.
– Кстати, – сказал я ровным голосом, но сердце забилось чаще и тревожнее, так как подошел к главному, – о троллях… У греков самыми презираемыми людьми на свете были дикие скифы, но это если в целом, а так высшими мудрецами Греции по признанию самих же эллинов являются Анаксагор и Токсарис, скифы по происхождению. На этом уровне уже не скифы или греки, а мудрецы. То есть на уровнях мудрецов нет ни скифа, ни грека…
Сэр Растер сказал громогласно:
– Золотые слова! Я вот уже не различаю брабантцев и армландцев, это же мудрость?
– Еще какая, – ответил я. – Троллей уничтожаем как народ, исповедующий самую жестокую форму язычества с его массовыми жертвоприношениями и пожиранием жертв живыми. Для меня это не народ, а просто дикие кровожадные звери. Я христианин, для меня такие тролли… или люди… не имеют права на существование!
