– Даже на камнях, – добавил сэр Трандерт, – если покрываются пеплом – можно сеять пшеницу. Но сэр Витерлих пользы извлекает больше! Он на всех женщинах находит этот пепел.
Готмар прорычал недовольно:
– Ну да, все хорошо. А как же твари, что вылезают из ада?
Витерлих отмахнулся с беспечностью.
– Сюда не добираются. Они здесь, ха-ха, мерзнут!
Герцог обратился к девушкам с мягкой улыбкой любящего отца:
– Леди Жозефина, леди Мария! Вас так беззастенчиво рассматривает рыцарь, который только что показал великолепное умение бойца.
Мария сдержанно улыбнулась гостю, но не задержалась взглядом, по мне видно, что беден и незнатен, а Жозефина спросила с холодноватой вежливостью:
– Даже великолепное? Настолько, что получил право быть принятым здесь, при дворе?
– Более, чем, – ответил герцог. – Более, да. Позволь, дорогая, представить доблестного рыцаря Полосатого.
Я вскочил и поклонился, леди Жозефина раздвинула губы в улыбке ни на миллиметр больше, чем положено по этикету.
– Приветствуем вас, сэр Полосатый! – произнесла она приятным, но строго контролируемым голосом. – Похоже, вы издалека. Очень издалека.
Я спросил с огорчением:
– По мне так заметно?
Она кивнула, но леди Мария прощебетала, играя глазками:
– Мы знаем всех рыцарей Ундерлендов. По крайней мере, умеющих заслужить благосклонность герцога.
Жозефина даже не взглянула на дурочку с укором, та наивной простотой убила в самом начале интригу. Облик дочери герцога остался все таким же строгим и даже с привкусом королевистости.
– Его светлость так строг? – спросил я и посмотрел на герцога. Тот тихо переговаривался с супругой. – Для сэра Ульриха воинское умение значит так много?
– Да, сэр Полосатый, – ответила Мария, опередив подругу. – Герцог из древнейшего рыцарского рода! Здесь традициям придают огромное значение! А в королевстве, говорят, нравы ужасные, ужасные…
Глаза ее загорелись неистовым любопытством. Леди Жозефина посмотрела на нее строго и вроде бы пнула под столом.
– Разве Ундерленды воюют? – спросил я. – Мне казалось, это самый мирный край… Таким видится из королевства. Да, там значение рыцарства потихоньку падает.
Герцог перестал шептаться с женой, оба смотрели на меня внимательно и оценивающе.
– Ундерленды должны быть всегда готовы отразить натиск, – ответила Жозефина строго. – Это понадобится. Так говорят предсказания.
– А-а-а, – сказал я, – ну да, понятно, ага.
– Судя по тону, вы не верите в предсказания?
– Честно говоря, – ответил я простосердечно, как положено недалекому и потому бесхитростному, – не верю и не должен. Простой рыцарь вроде меня верит в свой меч, силу своих рук и еще в свое воинское умение. Остальное, уж извините, для меня слишком сложно.
Герцог поинтересовался, не сводя с меня сурово поблескивающих глаз:
– Вы в самом деле не верите в предсказания?
Я перекрестился и сказал отчетливо:
– Я христианин, ваша светлость. В предсказания, судьбу и прочее, унижающее свободного человека, верят только дикие язычники. А мы, христиане, каким мир создадим, таким и будет.
Он медленно кивнул, все еще не отпуская меня взглядом. За столом возникло некое напряжение, а человек, который слева от герцога, вперил в меня недобрый взор.
Я постарался больше смотреть на Жозефину, давая понять, что очарован, ослеплен ее красотой, и ваще готов по ее слову на любой подвиг, если подарит свой платочек, чтобы повязал на копье или еще куда-нибудь, чтобы хвастаться, как бахвалился в начале нашего знакомства сэр Растер.
Герцог все присматривался ко мне, я старался выглядеть довольным и польщенным вниманием множества знатных рыцарей.
Он слегка наклонился в мою сторону.
– Сэр Полосатый, вы турнирный боец?
Я помотал головой.
– Что вы, сэр Ульрих! Ни в коем разе. Хотя пару раз в турнирах участвовал.
На Жозефину я старался смотреть гоголем, выпячивал грудь и раздвигал плечи. Герцог понимающе кивнул, то ли отвечая мне, то ли своим мыслям, глаза не оставляли взглядом моего лица.
– О результатах не спрашиваю. А в поле?
Я позволил скромной, но горделивой улыбке проступить на своих мужественных губах.
– И в лесу, ваша светлость. И в горах.
Жозефина тихо беседует с Марией, но мне почудилось, что прислушивается к нашему разговору, и я картинно откинулся в кресле, насколько позволяют приличия.
Глаза герцога чуть потеплели.
– Да, – произнес он с чувством, – я сразу почувствовал в вас настоящего бойца, искателя приключений и подвигов! Правда, при моем дворце почти все такие, но, к сожалению, их всех очень хорошо знают в соседних землях. А вот вы… как смотрите, чтобы выполнить для меня одно крохотное поручение?
– Располагайте мною, сэр, – ответил я с пьяной лихостью. – Если, конечно, мне оно по зубам!
Он чуть усмехнулся.
– А вы осторожны, сэр Полосатый. Это хорошо.
– Я жив, – ответил я. – В самом деле, хорошо. Что вы хотите?
– Мне нужно, – произнес он со вздохом, – чтобы кто-то проник в замок сэра Корнуэлла… У него слабее гарнизон, замок меньше и хуже укреплен, однако маги намного лучше моих. Кто бы из здешних рыцарей ни попытался войти в его замок, его схватят прямо на воротах. Вас никто не знает, что в данном случае жизненно важно.
Я кивнул.
– Понимаю. А зачем мне этот в замок?
– Вы не заметили, – поинтересовался он, – какие у нас чад и копоть, вообще запах гари?
Я пожал плечами.
– Не обратил внимания. Так везде… ну, почти. А что особенного?
Он поморщился, герцогиня скорбно вздохнула. Мне показалось, что хотела ответить сама, но герцог опередил:
– До недавнего времени замок освещался магическим огнем. Но что-то его погасило. Мои маги говорят, что такие огни тоже стареют и умирают, хотя, думаю, просто врут, оправдывают свое бессилие. У других же горят испокон веков! А у графа Корнуэлла, по слухам, один Кристалл Света есть даже в запасе. Продать или уступить отказался наотрез.
– Понимаю, – сказал я. – Вы благородно испробовали все легальные способы, а теперь, как честный человек, имеете полное моральное право поступить нелегально. Правда, я не понимаю самое главное…
Я сказал это медленно и прямо посмотрел герцогу в глаза. Он держался спокойно, однако лицо застыло, взгляд стал оловянным. Сэр Готмар прислушивался очень старательно, хмурился, кривился, несколько раз пытался вмешаться, но в последний миг останавливался, но сейчас завозился в кресле, словно ему в задницу уперлось каменное острие.
