Я видел, как медленно бледнеют лица рыцарей, до сильных людей чувство опасности доходит позже, чем до трусливых.
– Ваша светлость, – сказал я уверенно, – все кончилось!.. Лава застыла. По крайней мере застывала, когда мы удалялись гордо и красиво, хотя и быстро, очень быстро. Да и глубоковато она, с Божьей помощью все хорошо, все поют… Почему не поют?
Сэр Готмар обернулся и подал знак музыкантам на балконе. Дирижер взмахнул руками, полилась плавная успокаивающая мелодия, под которую хорошо жевать вегетарианские салаты и диетические блюда без соли и специй.
Герцог вздохнул.
– Хорошо, что все закончилось благополучно.
– Нам повезло, – сказал сэр Готмар.
Рядом с мужем по-матерински улыбается крохотная герцогиня, мне показалось, что она вообще-то и не слушает, занятая тем, чтобы следить за порядком. Зато Жозефина взирает на всю суматоху величественно и надменно, спина неизменно ровная, взгляд холодный, нельзя свое внимание раздаривать по пустякам.
– Ваша светлость, – заметил я с почтительной гордостью, – осмелюсь куртуазно заметить, на везение рассчитывают слабые! У нас был успех, а не удача. И, если у вас когда-либо появится необходимость в моих скромных… даже скромнейших услугах, располагайте мною.
Он перехватил мой взгляд в сторону его дочери, заметил и то, как по ее губам скользнула легкая, но победная улыбка, помрачнел чуть, потом задумался, бросил испытующий взгляд на Готмара, затем на меня.
– Может быть, – проговорил он медленно, – может быть.
Сэр Трандерт сказал негромко:
– А почему бы сэру Полосатому не дать реабилитироваться?
Герцог, все еще с тяжелыми складками на лбу, спросил хмуро:
– На что намекаете, любезный сэр Трандерт?
– На проблему флота, – ответил любезный сэр. – Воздушного.
Герцог бросил взгляд на меня, отвел взгляд в сторону.
– Нет, это невозможно.
– Почему?
– Потому что невозможно, – повторил он с некоторым раздражением. – Это уже чересчур! Там нужна армия, но и она… вряд ли.
Леди Жозефина сказала мне с холодной любезностью:
– Сэр Полосатый, я изволю прогуляться по саду. Вы проводите меня до входа?
– Что за вопрос, леди Жозефина, – воскликнул я. – И даже дальше, дальше, дальше!
Герцог нахмурился, а леди Жозефина произнесла уже совсем строго:
– Нет-нет, сэр Полосатый, только до сада.
– С превеликим удовольствием, – сказал я с чувством. – Располагайте мною, несравненнейшая из всех ледей!
Я подставил руку колечком, но она не поняла значения странного жеста, тогда я протянул руку, и леди Жозефина, едва-едва касаясь ее кончиками пальцев, красиво и ровно-спинно пошла к выходу из зала.
Я семенил рядом, стараясь попадать в шаг, чтобы ее изящные пальчики, не дай Бог, не соскользнули, это же урон моей галантности и учтивости. Перед нами распахнули двери, двор чист и полит водой из колодца, камни влажно блестят, земля между ними черная, жирная, сочная.
По крепостной стене красиво шагают навстречу друг другу закованные в доспехи стражи. На башне тоже бдят, герцог следит, чтобы гарнизон всегда был готов к бою. Странно, если учесть, что здесь не воевали уже сотни лет, если верить рассказам.
Леди Жозефина слегка топнула ножкой в изящной туфельке.
– Сэр Полосатый, вы слушаете?
– Не совсем, – признался я. – Мудрецы говорят, что если хочешь узнать, что на самом деле думает женщина, надо смотреть на нее, но не слушать. Я как раз стараюсь понять, что же вы думаете.
– Ну и как? – спросила она язвительно.
– Не понял, – сказал я еще откровеннее. – А вы что, в самом деле что-то думали? Я имею в виду, красота такое совершенство, что все остальное только мешает.
Она смотрела с сомнением.
– Вы говорите так странно…
– Столичный шик, – объяснил я галантно. – В провинцию все медленно доходит, увы. А ведь и в такой глуши люди, причем – живые! В столице красиво говорить гораздо важнее умения красиво думать.
Она слушала внимательно, лицо медленно погрустнело. Если раньше и была возможность поразить меня герцожьим шиком, то теперь, оказывается, я вообще-то не совсем деревенский, а даже совсем наоборот, столичная штучка.
Мы прошли двор, перед нами за донжоном открылся сад, обрамленный кустами цветущих роз. Мы остановились, я втянул ароматный запах всеми ноздрями, а леди Жозефина произнесла со вздохом:
– Ласточки низко летают… Как вы думаете, почему?
– Обожрались, – предположил я.
– Ну что вы, сэр Полосатый, – произнесла она укоризненно, – так непоэтично…
– А что? – удивился я. – Здесь комары, как воробьи! Вон один клюнул, чуть с ног не сбил… А еще что-то над вами вьется…
Она сказала испуганно:
– Только не бейте, только не бейте! А то у вас такое турнирно-рыцарское лицо… Пусть живет. Может быть, сэра Генетера укусит.
Я спросил настороженно:
– А чем он не угодил?
– Комар?
– Сэр Генетер.
– Один и тот же комплимент третий день говорит! Наверное, выучил с трудом, а теперь всем женщинам…
– А он кто?
– Сенешаль.
– Какой мерзавец, – произнес я с чувством. – Да как он посмел?.. Ладно, я этим займусь. Леди Жозефина, перед вами сад, который вы долго и упорно искали. Я счастлив был вас довести до входа, очень жаль, что не позволили мне ввести себя глубже, но уж ладно, все остальное мне приснится во всех вариантах и во всех подробностях…
Я галантнейшим образом поцеловал ей тонкие аристократические пальчики, откланялся и со скорбным вздохом пошел обратно к донжону, всем своим видом показывая, как до самой глубины души возмущен таким непростительным пренебрежением: мерзавец посмел трижды сказать один и тот же комплимент, скотина!
Сэр Генетер в своих покоях перед большим зеркалом расчесывает пышные и густые волосы. Я тихонько прикрыл за собой дверь, с ходу вытащил меч и приставил к горлу сенешаля.
– Тихо! – шепнул я. – Ничего не говори. Сперва слушай. Кто ты и что ты – это первое. Второе – почему послал тех троих, чтобы помешали вернуться. Понял? Теперь отвечай. Тихо и внятно.
Он прохрипел, кося обеими глазами на острую сталь перед лицом:
– Это не я…
– Как не ты? – прошипел я. – Я знаю, ты.
– Мне велели…
– Кто?
– Передали приказ из резиденции Его Величества…
– Ого, – протянул я, но голос мой дрогнул. – А почему?
– Не знаю, – шепнул он. – Наверное, там о вас знают больше, чем мы здесь. Или подозревают.
