Что их может спасти? Похоже, что есть только одна вещь…
Забывшись после обеда тяжелым сном после бессонной ночи, я проспал до вечера. Часов в семь меня разбудил Рудаков и сказал, что Федорцов требует меня к себе.
Федорцов был на берегу озера, где уже закончили расчистку взлетной полосы. Сейчас вдоль полосы, вытянувшейся вдоль берега там, где раньше был пляж пионерлагеря, партизаны выкладывали кучи хвороста для посадочных костров. Возле некоторых куч лежали крыши от пляжных «грибочков»: я не сразу догадался, что этими крышами собирались быстро закрыть отдельные костры при появлении самолета в соответствии с оговоренным Москвой кодом.
— Майор, ваши люди должны быть готовы через три часа выступить в рейд, — отрывисто сказал Федорцов. — Через три часа явитесь сюда со своими людьми. С собой должен быть паек на три дня, оружие и боеприпасы по полной норме. Вопросы?
— Нет вопросов, товарищ старший лейтенант госбезопасности! — четко отрапортовал я. — Разрешите идти?
Немного помолчав, Федорцов сказал:
— Думаю, майор, что очень скоро вам восстановят звание и награды. Идите.
К чему это сказал Федорцов? Его фраза меня насторожила. Впрочем, сегодня ночью предстоят такие события, что многое уже не имеет значения.
Я собрал своих людей, поставил им задачу и дал время на сборы. Затем я собрался идти в пионерлагерь, но внезапно наткнулся на сияющую Марту.
— Не ожидал? — с радостной улыбкой уткнулась она лицом в воротник моей шинели.
— Что ты здесь делаешь? — спросил я, нежно целуя ее в губы, в щеки, ресницы и увлекая в свою землянку.
— Командир приказал перевести всех, кого должны отправить самолетом, на резервную базу, — пояснила Марта. — Дети, доктор и двое тяжелораненых.
— Марта, мне нужно тебе кое — что сказать, — решительно начал я и замолчал.
— Что? Говори!
Я думал: сказать сейчас или попозже? Что мне грозит? Марта может тут же побежать к Федорцову, а я… я достану из карманов шинели две ракетницы и выпущу одновременно две красные ракеты. И лес к северу от пионерского пляжа и вся резервная база мгновенно превратятся в огненный ад.
— Что ты хотел сказать? — попыталась заглянуть мне в глаза Марта, но я отвел взгляд. Нет, позже, когда уже не будет возможности повернуть назад.
* * *
В десять часов вечера я прибыл на доклад к Федорцову. Федорцов и Коровин находились на опушке леса возле полосы. Судя по появлению Коровина, он получил подтверждение, что самолет уже вылетел.
— Товарищ старший лейтенант госбезопасности… — начал я доклад, но Федорцов оборвал меня.
— Все в порядке? Паек, оружие? — нетерпеливо спросил он. — Раненых и больных нет? Ну, значит готов! Слушай задачу, Петерсон. Возьми себе еще десять человек во главе с Земелиным, и пусть твоя группа займет позиции в пионерлагере: прикройте южный участок от проселочной дороги и до озера. Понятно? А ты сам к полуночи подходи сюда, получишь дальнейшую задачу.
Вот, началось! Я даже знаю, какая будет дальнейшая задача: сменить первую роту в Люше и ожидать подхода основных сил отряда, прикрывая дорогу в южном направлении, на Бостынь. Я знал от вездесущего Бортника, что в Новосилках и Белуге со вчерашнего дня уже стояли наблюдательные посты из третьей роты и оттуда внезапного удара Коровин не опасался.
Я отвел людей на позицию, причем своих поставил от пионерлагеря до озера, чтобы легко можно было пойти на перехват штабной группы. Земелин и его десятка мне не помеха: его задача — проселок. А дальше я отправлю их прямиком в Люшу.
Я ощутил нервный подъем, как всегда перед операцией. Посмотрел на часы: одиннадцать. Так, нужно поговорить с Мартой. Либо сейчас, либо никогда!
Марту я нашел в своей землянке на резервной базе.
— Я думала, что ты здесь, а тебя нет, — сообщила она с простодушной улыбкой. — Мне сказал Федорцов, что отправил тебя с заданием и ты должен появиться здесь к полуночи. Вот я сижу и жду.
— Дождалась, — пробормотал я, поглаживая, как кошку, доверчиво прижавшуюся ко мне Марту. — Девочка моя, ты должна очень внимательно выслушать то, что я скажу… И понять то, что я скажу.
Марта выжидающе взглянула на меня.
— Я слушаю, — улыбнулась она.
— Через несколько часов отряд дяди Вовы перестанет существовать, — медленно и четко произнес я, следя за выражением лица Марты. Она растерянно и изумленно смотрела на меня.
— Я не понимаю… — прошептала она.
— Территории основной и резервной базы блокированы полицейскими частями, подразделениями СД и войсками СС. Как только самолет совершит посадку, начнется артобстрел и зачистка территории. Никто не сможет спастись.
— Откуда ты знаешь?! — в ужасе воскликнула Марта.
— Я офицер СД, СС-оберштурмбаннфюрер, что соответствует званию подполковника, — жестко сказал я, твердо глядя в округлившиеся от ужаса и недоверия глаза Марты. — Командир ягдкоманды, охотников за партизанами. Я со своими людьми внедрился в отряд Коровина, чтобы его уничтожить.
— Нет! — закричала Марта, закрывая в ужасе уши ладонями.
— Тише, тише, милая! — прижал я ее к себе, зажимая ей рот, чтобы заглушить крик и гладя по голове, чтобы хоть как — то успокоить. — Ничего уже нельзя изменить, ничего, даже если ты пойдешь сейчас к Коровину и расскажешь ему все. Я не буду тебе препятствовать, можешь идти. Но тогда дети обречены на смерть, так же как и весь отряд. Только я могу их спасти.
Я отпустил Марту. Она машинально кинулась к выходу, но в дверях остановилась и, обернувшись ко мне, с болью и ненавистью спросила:
— Как ты мог?!
— Я немецкий офицер и всего лишь выполняю свой долг, — коротко ответил я. — Чтобы жил я, должны умереть Коровин и Федорцов. Я пришел за их жизнями, они могут забрать мою. Такова наша игра.
— Почему ты все мне это рассказал? — прошептала Марта.
— Потому, что я тебя люблю и хочу спасти, — ответил я.
Марта приблизилась и испытующе взглянула мне в глаза. Я выдержал ее взгляд.
— Спаси детей, — попросила Марта. — Ты сможешь это сделать?
— У меня приказ: самолет должен быть уничтожен сразу после посадки, — сказал я. — И я сам не могу поверить в то, что я сейчас скажу: я дам самолету улететь и только после этого подам сигнал к атаке. Я нарушу приказ, но только ради тебя, ради спасения детей. Но об этом должны знать только ты и я. Если об этом узнает мое командование, мне не поздоровится. Впрочем… если ты сейчас пойдешь к Коровину… то все это бессмысленно.
Я обессилено опустил голову. Я чувствовал себя выжатым лимоном: все силы ушли на борьбу за Марту. Но я чувствовал: я выиграл, она не пойдет к Коровину.
Я ощутил прикосновение губ Марты на своем лице.
— Я верю тебе, — прошептала она. — Я люблю тебя, я сделаю все так, как ты хочешь. Только спаси детей! Я прошу тебя! Спаси их!
