— А что теперь будет с этой девушкой? — спросила Марта.
— Ее нельзя было спасти, — коротко ответил я. — Мы просто заключили сделку: я спас ее возлюбленного, а она отдала тебе свое имя для твоего спасения. Ты больше ничего не хочешь спросить?
Марта печально покачала головой.
— Теперь надо отпустить Крыжевича, — напомнил я Штрауху.
— Нет, мне не хотелось бы этого делать, — нахмурился Штраух. — Хоть лже-Редлих и пытается его выгородить, но очевидно, что это не она дала ему листовки и что только случайность помешала ему эти листовки расклеить. Виновные должны всегда нести ответственность — вот мой девиз!
— Я абсолютно согласен с вами, Штраух. Но кто мешает установить наблюдение за Крыжевичем и арестовать его сразу после того, как повесят лже-Редлих? — поинтересовался я.
— Мы так и поступим! — оживился Штраух. — Мы возьмем у Крыжевича подписку о невыезде в связи с предстоящей отправкой на работу в Германию. Тогда наблюдение за ним будет вполне объяснимым. А повесим его как большевистского агитатора с табличкой на груди: «Я распространял ложь о германских освободителях!»
— Замечательно! — одобрил я. — У вас врожденный дар политика, Штраух. Такой пример заставит призадуматься тех, кто клеит на стены партизанские листовки. Только повесить его должны позже лже-Редлих, а не наоборот. Она должна с эшафота увидеть его свободным.
— Это можно, — согласился Штраух.
— Ну, вот и решили! — удовлетворенно констатировал я. — После экзекуции я лично привезу Крыжевича в вашу тюрьму. Да, и еще я хочу забрать Майера: у меня есть на него виды.
— Забирайте, — согласился Штраух. — Дело в отношении него закрыто, мы отпустим Майера так или иначе.
Так моя Марта официально стала фольксдойче Мартой Редлих. Настоящую Марту Редлих повесили следующим утром в сквере напротив здания «Зольдатенхайм». При большевиках в этом помпезном четырехэтажном здании находился Дом Красной армии и Флота, — место увеселения красных командиров, а теперь там расположились госпиталь, кинотеатр, ресторан и публичный дом для немецких солдат. Честно говоря, непонятно, какими соображениями руководствовался Штраух, выбрав именно это место для казни: возможно, он хотел таким образом напомнить сообщникам партизан из немецких военнослужащих о неизбежном суровом возмездии.
Марта была абсолютно спокойна, даже когда ей набросили петлю на шею. Она нашла глазами стоявшего неподалеку Крыжевича и улыбнулась ему.
Когда тело Марты вытянулось на веревке, Крыжевич упал в обморок. Я приказал Махеру дотащить его до моей машины, привести в чувство и посадить на заднее сиденье.
Когда Крыжевич пришел в себя, я учтиво осведомился у него:
— Как вы себя чувствуете, господин Крыжевич?
Он ничего не ответил, и я продолжил:
— Я отвезу вас домой, но сначала вам придется навестить господина Штрауха, надо решить какую — то формальность… А возможно, что он решил предложить вам что — нибудь получше, чем работа на заводе в Германии.
Крыжевич снова ничего не ответил. Я внимательно взглянул на него и увидел, что Крыжевич беззвучно плачет.
Мы быстро промчались по проспекту в сторону центра и свернули к одному из чудом уцелевших зданий бывшего университетского городка, в котром расположились штабы СД. Едва Махер остановил автомобиль, как к нам подошел шарфюрер и доложил:
— Господин штандартенфюрер! Мне приказано сопроводить господина Крыжевича.
— Хорошо! — ответил я. — Вот господин Крыжевич, помогите ему выйти из автомобиля, а то он немного не в себе.
— Уверен, что господин Штраух быстро приведет его в себя, — не удержался от зубоскальства шарфюрер. Я строго взглянул на него и спросил:
— Господина Майера уже выпустили?
— Да, он уже час сидит в вестибюле в ожидании вас.
— Передайте ему, что я уже здесь и ему следует поторопиться: у меня мало времени.
— Слушаюсь, господин штандартенфюрер!
Через пару минут господин Майер вышел из подъезда.
— Идите сюда, Клембовский! — крикнул я. — Я подвезу вас.
— Спасибо, господин Герлиак, — поблагодарил часовщик Майер, он же международный вор и аферист Клембовский. — Но, право слово, до вокзала я добрался бы сам! Мне надо ехать в Волковыск.
— Зачем вам на вокзал, Клембовский? — насмешливо осведомился я. — Вам так дорога ваша часовая мастерская? Уверяю, что там найдется, кому за ней присмотреть.
— Куда же в таком случае вы меня отвезете? — осторожно осведомился Клембовский.
— Расслабьтесь, Клембовский! — рассмеялся я. — Для начала я приглашаю вас в гости, к себе.
— Я так понимаю, господин Герлиак, что в отношении меня у вас уже возник план, — невесело догадался Клембовский. — А я рассчитывал хоть немного отдохнуть на свободе.
— Совершенно верно, план уже есть, — подтвердил я. — Но об этом позже. Пока считайте, что вы просто у меня в гостях.
Крыжевич не удостоился чести быть повешенным для всеобщего обозрения на одной из площадей Минска; его расстреляли очень буднично: в числе заложников, взятых в качестве возмездия за очередных убитых партизанами немецких военнослужащих.
У Вахмана буквально вытянулось лицо от изумления, когда я вошел к нему в кабинет вместе с Клембовским и представил последнего:
— Вахман! Представляю вам нового сотрудника нашей бригады специального назначения. Господин Курт Майер. Он будет выполнять обязанности референта начальника штаба по работе с местным населением. На днях обергруппенфюрер Бах утвердит новое штатное расписание бригады и господин Майер получит звание «К-зондерфюрер». Я давно знаю господина Майера, он сотрудничает с СД уже почти восемь лет.
Я повернулся к Клембовскому и сказал:
— Господин Майер! Это начальник второго отдела штаба бригады СС-гауптштурмфюрер Вахман. По вопросам организации разведывательных мероприятий вам необходимо сотрудничать именно с господином Вахманом. Ближе вы познакомитесь позже, а пока я покажу господину Майеру места его работы и отдыха.
Мы вышли из кабинета, оставив Вахмана наедине с его отвисшей челюстью.
За обедом я представил Майера Рудакову. Последний изумленно посмотрел на меня, но ничего не сказал. После ужина мы уединились с Клембовским в моем кабинете за бутылкой коньяка.
— В чем будут заключаться мои обязанности, господин Герлиак? — поинтересовался Клембовский.
— Пока у нас организационный период, у вас не будет никаких обязанностей, — ответил я. — Мой батальон развертывается в бригаду, поэтому предстоят горячие деньки. Ну, и еще есть нюансы… Короче, когда будет нужно, то я скажу, что вам делать.
— А чем же мне заниматься завтра? — спросил недоумевающий Клембовский.
— А чем хотите, — усмехнулся я. — Главное, не покидайте пределов зоны, в которой находитесь: ни в остальные зоны, ни за пределы базы пропуска у вас нет.
