Я не хочу быть мучеником. Но это к слову. А практически…
Если за всем этим стоит Мюллер, то есть шанс выжить: у меня были неплохие личные отношения с Мюллером, он в большой дружбе с моим братом. Но все это верно при условии, что за всем этим не стоит Большое Дело. А стать таким Большим Делом вполне может моя роль в операции «Марьяж».
Грустно! Очень грустно. Если со мной что — то случится, то что будет с Мартой? Даже представить страшно.
Я взглянул на часы: приближалось время ужина. За ужином надо будет прощупать Вахмана.
— Послушайте, Вахман! А зачем вы так часто ездите в Минск? — небрежно осведомился я в промежутке между свиной отбивной и кофе. — Ведь не штаб генерала Баха вы посещаете?
— Нет, штандартенфюрер, — невозмутимо ответил Вахман. — Я езжу в штаб минского СД на переговоры с Берлином. Это, кстати, отмечено в тех вызовах, которые мне присылает оберштурмбаннфюрер Штраух. Переговоры связаны с тем, что Берлину нужны мои консультации по делам, которыми я занимался до прибытия на службу в батальон «Люблин-500». Вы понимаете, штандартенфюрер, что большего я сказать не могу?
— Понимаю, Вахман, — сдержанно отозвался я. Я сделал паузу, ожидая продолжения. И оно последовало.
— Кстати, штандартенфюрер, завтра я снова должен ехать в Минск на очередной разговор, — небрежно сообщил Вахман. — Прошу вас понять, что это не моя инициатива. В книге телефонограмм у дежурного есть запись о вызове от имени оберштурмбаннфюрера Штрауха.
Тогда все нормально, — широко улыбнулся я. — Езжайте, Вахман!
Езжай, сволочь! Завтра я ознакомлюсь с содержимым потайного отделения твоего сейфа.
* * *
Поздно вечером я вызвал к себе Рудакова и Клембовского.
— Когда в здании штаба не бывает абсолютно никого? — спросил я Рудакова.
— В каком смысле? — удивился Рудаков.
— В том смысле, что коридор, в который выходят двери кабинетов, гарантированно пуст, — пояснил я.
— Во время перерыва на обед, плюс — минус пятнадцать минут, — ответил Рудаков. — Есть еще дежурный, но если он отправится на проверку караула, то останется лишь один помощник дежурного. А если он в дежурном помещении остается один, то не имеет права даже выйти в туалет.
— Клембовский! Сколько вам надо времени, чтобы вскрыть потайное отделение в сейфе? — обратился я к старому медвежатнику.
— Не больше десяти минут.
— А чтобы закрыть так, чтобы владелец сейфа не дога дался о вскрытии?
— Еще минут пять.
— Итого в нашем распоряжении пятнадцать минут, — подытожил я. — За это время мы должны изучить содержимое потайного отделения. Рудаков! Обеспечь отсутствие дежурного.
— Слушаюсь! — отозвался Рудаков и не удержался от вопроса:
— А что, собственно, происходит?
— Я думаю, когда ты увидишь содержимое потайного отделения, ты сам ответишь на свой вопрос, — мрачно усмехнулся я.
Утром следующего дня Вахман уехал в Минск. Ровно через пятнадцать минут после начала обеденного перерыва у служащих штаба я вошел в помещение дежурного. Там находился только его помощник. Увидев меня, он вскочил с места, но я движением руки оборвал его рапорт:
— Я поработаю с документами в кабинете гауптштурм- фюрера Вахмана, — сообщил я. — Выдайте мне ключ от кабинета и ключ от сейфа.
Дежурный выдал мне два ключа, я расписался в журнале выдачи и вышел в коридор. Проходя мимо кабинета Рудакова, я постучал в дверь условленным стуком. Из кабинета немедленно вышли Рудаков с Клембовским. Мы прошли в кабинет, я открыл дверцу сейфа и сказал Клембовскому:
— Прошу! Покажите, что вы не утратили своего мастерства. Время пошло.
Клембовский подошел к сейфу и прикоснулся к фирменной табличке на задней стенке. Я не уловил, что он сделал: я только увидел, как табличка отскочила и повисла на одной из заклепок. В руках у Клембовского появилась связка изогнутых кусков проволоки. Клембовский принялся засовывать их в открывшуюся за табличкой скважину. Он тяжело сопел, на его лбу выступили крупные капли пота, но он, не делая попытки их вытереть, продолжал свое дело.
Его усилия увенчались успехом: задняя дверца, казавшаяся единым целым с боковыми стенками, выдвинулась вперед и плавно отъехала в сторону, обнажая столь вожделенное для меня содержимое.
— Прошу вас, штандартенфюрер! — с плохо скрываемым удовлетворением сообщил Клембовский.
— Пять минут сорок секунд, — констатировал я, сверившись с хронометром. — Гораздо меньше, чем вы говорили!
— Солидный человек всегда имеет солидную фору, — заметил Клембовский.
Вожделенное содержимое представляло собой четыре ученические тетрадки, вложенные в сейфовые ячейки для денег и драгоценностей. Я достал первую попавшуюся и прочитал выполненную аккуратным почерком надпись на обложке: «СС-гауптштурмфюрер Рудаков». Я протянул тетрадку Рудакову:
— Бери и читай. У нас мало времени.
На другой тетрадке я прочитал: «СС-обергруппенфюрер фон дем Бах». Я еле удержался от желания прочитать ее, взял следующую и обнаружил именно то, что ожидал: «СС-оберштурмбаннфюрер Герлиак». Я с нетерпением открыл тетрадку и принялся жадно изучать ее содержимое. Мои биографические данные, служба в Баварской политической полиции и в СД до 1942 года освещены очень скупо. Но вот дальше все изложено предельно подробно.
«Наиболее интересен факт пребывания Герлиака в составе разведывательно — диверсионной группы НКВД. Внедрился в нее он вместе со своими людьми весьма циничным способом: для завоевания доверия русских диверсантов он и его люди уничтожили роту латышского полицейского батальона. Для сокрытия самого факта чудовищной акции Герлиак приказал уничтожить всех латышей, находившихся в указанном населенном пункте. Это помогло ему завоевать доверие командования диверсионной группы русских. Герлиак скрыл от командования детали акции (да и командование в лице обергруппенфюрера фон дем Баха не прилагало усилий для открытия правды, — смотреть тетрадь о фон дем Бахе). Войдя в доверие к русским, Герлиак якобы стал готовить уничтожение отряда, но при этом игнорировал указания штаба Баха (в частности, о недопущении вылета самолета с грузом — Герлиак позволил самолету улететь, в связи с чем нарушил график выполнения операции и тем самым фактически сорвал ее). Вместо того чтобы внезапным ударом уничтожить основные силы отряда и захватить в плен командование, Герлиак проявил необъяснимое замешательство. В результате основные силы русского диверсионного отряда вместе с его командованием ушли на базу, а оттуда сумели просочиться сквозь оцепление и выйти на оперативный простор. Предъявленные в качестве убитых руководителей отряда трупы внушают серьезное сомнение: неужели крупный чин НКВД (старший майор госбезопасности, что соответствует генерал — майору полиции) прилетел бы в лес в новом парадном мундире при всех документах и наградах?! К сожалению, данный факт в штабе обергруппенфюрера фон дем Баха никто не пожелал изучить. Что касается уничтожения начальника разведки отряда, то этот эпизод вообще не соответствует действительности: исполнитель (шарфюрер Голубец) никогда не утверждал, что уничтожил начальника разведки, он лишь подтвердил сам факт боестолкновения с неизвестным ему итогом. Отсюда следует заключить, что гибель начальника разведки диверсионной группы НКВД есть всего лишь вымысел Герлиака, очевидно преследовавший целью добиться незаслуженных наград для себя и своих подчиненных. И этот омерзительный план с успехом был воплощен в жизнь! В результате Герлиак и его люди (опутанные противоестественной круго- зой порукой) получили очевидно незаслуженные награды. Но самым ужасным является тот факт, что в отряде русских диверсантов Герлиак вступил в сексуальную связь с бойцом отряда Мартой Мазуркевич. Не желая прерывать противоестественную для офицера С С связь с расово неполноценной славянкой, Герлиак вынудил арестованную большевистскую шпионку фольксдойче Марту Редлих дать лживые показания о том, что якобы она присвоила документы Марты Мазуркевич и пресловутая Марта Мазуркевич на самом деле является Мартой Редлих, польской фольксдойче. Если изучить материалы, представленные в документе „Марта Мазуркевич — Марта Редлих“, то очевидно: любовница Герлиака не могла быть Мартой Редлих хотя бы потому, что не в состоянии дать внятное описание усадьбы Редлихов. Более того, чудом выживший при погроме усадьбы поляками Георг Редлих (приходящийся двоюродным братом Марте Редлих) на допросе, проведенном следователем гестапо Данцига Францем Штайером, показал, что его кузина Марта Редлих была шатенкой с карими глазами, в то время как сожительница Герлиака является блондинкой с голубыми глазами. Кроме того, она плохо владеет немецким языком и не в состоянии вспомнить детали, которые настоящая Марта Редлих обязательно должна была бы знать. К сожалению, Герлиак пользуется настолько большим авторитетом как в штабе генерала фон дем Баха, так и (по непонятным мне причинам) в штабе минского СД, что на эти очевидные противоречия никто не обращает внимания. Показателен и тот факт, что первоначально Герлиак, оформляя свою любовницу на службу в штаб подразделения, представил документы на имя Марты Мазуркевич и лишь спустя неделю вдруг представил документы на имя Марты Редлих».
