— Да. Мне до смерти скучно.
И вот я сижу в позе лотоса у открытой двери и смотрю на струи дождя. На коленях у меня лежит дневник, и я жду, когда меня начнет глючить. Полеты никогда не повторяются. Поэтому, что бы ни случилось на этот раз, я знаю, что больше не попаду в плен своего дневника и не встречу Пруста с его собеседницами-акулами. Прежде всего, я надеюсь насладиться природой и еще больше приобщиться к образу жизни, который вел Торо. Я хочу наблюдать за жизнью поползней, поганок, коростелей и бог весть чего еще и любовно воспевать вьюнки, дубовые листья и тому подобное. Чем попусту тратить страницу за страницей на таких чудиков, как Салли и мистер Козмик, лучше посвятить себя простому описанию форм, которые принимают грязнобурые облака, бесконечной вереницей скользящие по небу.
Остальное написано задним числом, поскольку в этот момент у меня действительно начались глюки, они пошли так густо и с такой быстротой, что мне пришлось отложить ручку и просто отдаться во власть этой волне. А началось все с того, что я стал пристально смотреть на грязно-бурые облака и ждать, что подскажут моей фантазии их волнистые очертания. И вот я узрел Четырех Всадников Апокалипсиса высоко в небесах над Сурреем! Первым скакал тощий Джон со своими вилами — само олицетворение голода. Рядом с Джоном ехал пухлощекий Пол, угрожая миру своими весами. Чуть позади скакали потрясающий мечом Джордж и Ринго с луком и колчаном, полным смертоносных стрел. Они мчались вперед, как завоеватели, сметающие все на своем пути. Я подумал, что они могут приземлиться в нашем саду и я сдамся на их милость. Поэтому я пошел и лег на траву и весь вымок, а они проскакали мимо. А я продолжил смотреть — и вот — конь бледный, и на нем всадник, которому имя «смерть»; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвертою частью земли…
Я вернулся в дом и в дверях столкнулся со статным молодым человеком в черном кожаном пиджаке и с черной нашлепкой на глазу. Он поднял руку в знак приветствия.
— Джонни Кидд, — сказал он.
— Джонни Кидд из «Джонни Кидда и пиратов»?
— Он самый.
— Вот это да! Что ты здесь делаешь?
— Я погиб в автомобильной катастрофе. Это случилось в прошлом году в октябре, но, кажется, прошла целая вечность, — ответил он.
— Погоди, погоди, я спрашиваю: здесь что ты делаешь?
— Я назначен быть твоим психопомпом, — заявил молодой человек. Потом, увидев выражение моего лица, добавил: — А насчет этого словечка — загляни как-нибудь в словарь.
Само собой, подумал я, мне незачем заглядывать в словарь. Это слово должно храниться где-то в моей голове. Весь полет от начала до конца — мой вымысел. Важно не забывать об этом. Молодой человек дал мне знак следовать за ним, и мы вошли в кухню. Мне было совсем не страшно. Хотя это было начало пиковой части полета. Я был под надежной охраной: Джонни Кидд, мой вожатый, шел впереди, и, кроме того, меня сопровождала почетная стража копейщиков с жабьими головами. Теперь я был то ли проклят, то ли облагодетельствован даром раздвоенного видения, так как я видел, что стою на кухне и одновременно — в одной из ям Ада. Тут была настоящая помойка. Вчерашнюю посуду не вымыли, не говоря уже о том, что осталось с завтрака. Разлагающийся мусор вываливался из ведра рядом с раковиной. Блевотина мистера Козмика застывала в кастрюле. Но это было только начало, а затем мусор и кухонная утварь начали предаваться блуду, производя на свет новые адские гибриды.
Нижняя часть таймера для варки яиц вдруг превратилась в женский зад. Из приоткрытой консервной банки, словно пузыри, вылезали глазные яблоки. Какие-то крохотные существа водили хоровод вокруг какой-то хрени — наполовину яичной скорлупы, наполовину кофемолки. Кусок сырой печенки на буфете пердел зловонными серными газами. У кухонного ножа выросли уши, и он на них, как на колесах, разъезжал по полу в поисках очередной грешной души, чтобы ее зарезать. Вопящие грешники пребывали в состоянии свободного падения вперемешку с раскаленным пеплом и нескончаемым потоком огнедышащей лавы. Почему все средневековые художники так похоже изображают Ад? Почему на стольких картинах представлены толпы истязаемых нагих мужчин и женщин, жуткие монстры, кроваво-красные небеса и демоны-надсмотрщики с вилами? Они рисуют Ад таким потому, что именно так Ад и выглядит.
Обитателей Ада с каждым часом становится все больше, и место это — одна сплошная огромная стройплощадка — леса, приставные лестницы, временные палаточные города и недостроенные земляные валы куда ни кинь взор. Вокруг с ведрами дегтя и носилками кирпичей снуют злобного вида существа, но, несмотря на всю их деятельность, все выглядит незаконченным. Первый человек, которого мы встретили в Аду, сидел в лохани с экскрементами. Джонни Кидд представил меня Роберту Джонсону — корифею блюза. Неужели человек, играющий блюз, заслужил такое наказание? Видя, что я сочувствую страданиям музыканта, Джонни объяснил, что Джонсону нельзя помочь, так как он продал свою душу богу вуду Легбе. Потом я увидел Джулиана в кругу самоубийц, он выползал из канализационной трубы. Увидев меня, Джулиан взвизгнул и закрыл глаза рукой. Потом он упал на четвереньки и во всю мочь припустил от нас. Джулиан был голый, и у него на спине сидело маленькое чудовище и пыталось вскрыть его зад консервным ножом. Нагие тела истязаемых — мягкие, как губка, и беззащитные. Их насаживают на вертела, поджаривают, с них сдирают кожу, их пилят и грызут.
Неожиданно в голову мне пришла мысль, от которой мне стало не по себе.
— Моя мама здесь?
Но Джонни ободряюще улыбнулся:
— На последней стадии своей болезни твоя мать стала посещать службы в баптистской церкви, и на последнем году своей жизни она крестилась, поэтому, хотя раскаяние пришло к ней поздно, по милости Того, Чье имя мы здесь не произносим, она теперь в другом, лучшем месте.
Джонни показал мне джазового музыканта, Ричи Валенса, и маркиза де Сада, но когда я спросил его про Алистера Кроули — могу ли я с ним встретиться, мой проводник странно посмотрел на меня и покачал головой. Он прошел еще немного вперед и поманил меня за собой. В общем, я подумал, что сейчас встречусь с Кроули, и стал спускаться за ним на самое дно ямы. В центре ямы был небольшой холм, усеянный черепами, на вершине холма высился крест, а на кресте висело обнаженное распятое тело. Я поднял голову и посмотрел на него, но это был не Алистер Кроули, а Мод.
Вообще-то, если я возьму себя в руки и сосредоточусь, то увижу Мод, сидящую со мной рядом на кухне. Она держит меня за руку и переживает, так как у нее сложилось впечатление, будто у меня плохой полет. Но когда я позволяю своему взгляду рассеяться, то из банок и пакетов тут же начинает лезть всякая чертовщина, гниющие овощи превращаются в души мучеников, и я снова оказываюсь у подножия пародии на Голгофу.
— Что ты делаешь на кресте? — поинтересовался я.
— Практикуюсь.
Это занятие показалось мне причудой и святотатством одновременно, и одна очень странная мысль пронеслась у меня в голове.
— Ты — Дьявол, да?
