Я бросилась к ней, пытаясь удержать. Уложив Наталью на диван, я помчалась на кухню. Пока я выводила Наталью из обморочного состояния, пока успокаивала ее расшатавшиеся нервы народными средствами, прошло не меньше получаса. Все это время я находилась в неведении о причинах такой резкой перемены в поведении своей клиентки. Наконец мои ухищрения принесли плоды. Наталья смогла присесть и рассказать мне о том, что так напугало ее.
– Возьмите телефон. Прочтите последнее сообщение. Его прислали с телефона отца, – срывающимся голосом проговорила Наталья.
– Сначала объясните, почему вы не брали трубку, – спросила я.
– Я боялась, что вы не приедете, если я все расскажу по телефону. А я не могу оставаться одна. Я боюсь! Так, как никогда в жизни не боялась! – призналась Наталья.
– Да вы хоть понимаете, как безрассудно поступили? – повысив голос, произнесла я. – Вы и представить себе не можете, чего только я не передумала, пока ехала к вам! Я уже решила, что вас, как и вашего отца, похитили. И сообщение, присланное с вашего телефона, не что иное, как ловушка похитителя. Об этом вы не подумали? Да я была готова ОМОН сюда вызвать. Хороша бы я была, верно?
– Простите, Татьяна, я об этот не подумала. Мне было так страшно находиться одной в квартире, что я ни о чем другом думать не могла, – извиняющимся голосом произнесла Наталья.
– Ладно, проехали. Впредь никогда, слышите, никогда так не поступайте, – проговорила я, беря в руки телефон.
Отыскав в меню папку с сообщениями, я открыла последнее и прочла: «Твой отец у нас. Если хочешь увидеть его живым, найди пакет. Срок – неделя. Куда доставить, сообщим позже. И не вздумай идти в полицию. Иначе смерть отца будет на твоей совести». Подписи, естественно, не было. Я вопросительно взглянула на Наталью. Она молчала.
– О каком пакете идет речь? – спросила я.
– Понятия не имею, – услышала я в ответ.
– Что же ты собираешься искать?
– Пакет, который спасет жизнь моему отцу, – объявила она и заплакала.
– Не реви. Слезами горю не поможешь, – произнесла я банальную фразу, так как ничего другого в этой ситуации на ум не приходило. – Странное требование для похитителя. Пойди туда, не знаю куда. Найди то, не знаю что. Как в сказке.
– Ага. Как в сказке. Чем дальше, тем страшнее, – сквозь слезы произнесла Наталья. – Татьяна, вы мне поможете?
– Постараюсь, – пообещала я. – Как думаете, что это может быть? Я имею в виду пакет. Что может быть в этом пакете такого, ради чего кто-то мог решиться похитить вашего отца?
– Да не знаю я! Не знаю! Отец никогда не связывался с криминалом. Никогда не нарушал закон. Никогда не имел дела с людьми, которые этот закон нарушить могут!
Наталья вскочила, забегала по комнате, выкрикивая одну фразу за другой. Я поняла, что еще немного, и у нее начнется истерика. Резко поднявшись со своего места, я схватила ее за плечи и хорошенько тряхнула.
– Успокойтесь, иначе я уйду, – пригрозила я.
Угроза подействовала лучше ушата холодной воды. Наталья обмякла в моих руках. Взгляд ее затравленно блуждал по комнате. Я снова пошла на кухню, отыскала в шкафчике бутылку какой-то настойки, прихватила чашку и вернулась в комнату. Наталья сидела на диване, тупо глядя на противоположную стену. Плеснув немного из бутылки, я протянула ей чашку, со словами:
– Вот, выпейте. Вам сразу станет легче.
– Я не пью. Так, на всякий случай держу бутылочку настойки, – безучастно объяснила Наталья.
– Считайте, что этот случай наступил. Пейте без разговоров, – приказала я.
Наталья послушно хлебнула, поморщилась и допила до конца. Я забрала у нее чашку и снова спросила:
– Как думаете, кто-то из друзей вашего отца может знать, о каком пакете идет речь в послании?
– Если только Кирик. Дядя Дима Кирсанов. Он лучший папин друг. Единственный друг, – ответила Наталья.
– Тогда нужно звонить ему. Срок похитители установили не особо короткий, но, опираясь на личный опыт, могу сказать, что он наверняка не окончательный. И потом, в таких делах каждая минута на счету. Кто будет звонить, вы или я? – спросила я Наталью.
– Лучше вы. Если я начну разговаривать с дядей Димой, то начну плакать. Тогда он поймет, что я не из праздного любопытства пакетом интересуюсь. Он выпытает у меня подробности и может пойти в полицию, и тогда с отцом…
Наталья не договорила, да в этом не было необходимости. На этот раз моя клиентка мыслила верно. Кирик не должен знать о послании. Последствия могут быть непредсказуемыми. Что ж, попытаюсь выведать нужную информацию окольными путями. Не в первый раз. Полистав записную книжку Натальи, я отыскала телефон Кирсанова, набрала номер. Кирсанов ответил после третьего гудка.
– Дмитрий Евгеньевич, здравствуйте. Это Татьяна Иванова. Мы встречались с вами по поводу Дронова, помните? – начала я.
– Конечно, помню. Здравствуйте, Татьяна. Появились новости? Дрон нашелся? – спросил Кирсанов.
– Пока нет, но надеюсь, вы сможете мне помочь в его поисках, – ответила я. – Нужна кое-какая информация.
– Да я же вам все рассказал еще при нашей встрече. Не представляю, что еще я могу добавить, – удивился Кирсанов.
– Боюсь, рассказали вы далеко не все, – возразила я. – Вы и сами это знаете.
– О чем вы? Вы меня удивляете, Татьяна. Неужели вы думаете, что я стал бы что-то скрывать, если бы знал, что это может помочь моему другу?
– Именно об этом я и хотела с вами поговорить. Ваш лучший друг в опасности, а вы даже не пытаетесь ему помочь, странно, не так ли? – решив надавить на дружеские чувства, произнесла я.
– Давайте не будем бросаться высокопарными фразами, – сердито произнес Кирсанов. – Говорите конкретно, что вам от меня нужно?
– Хорошо, давайте конкретно, – согласилась я. – Меня интересует ваша встреча в парке. Ведь это вы позвали Дрона, так?
Я говорила наугад. Просто надеялась попасть в нужную точку, которая поможет вывести Кирсанова на откровенность. Первый же пробный шар попал в лузу. Кирсанов запыхтел в трубку, хотел возразить, но потом передумал.
– В парке… С чего вы взяли? Проклятье! Да, это я позвал Дрона в парк. Но я ведь не думал, что так все обернется, – произнес он.
– Пришло время рассказать все, Дмитрий Евгеньевич, – опасаясь, что Кирсанов снова передумает откровенничать, поднажала я. – Возможно, от ваших слов зависит жизнь вашего друга.
– Бред! Да там и не было ничего такого. Просто недоразумение, вот и все, – оправдываясь перед самим собой, проговорил Кирсанов.
– Рассказывайте, Дмитрий Евгеньевич. Я слушаю.
– В тот день мне позвонил Толик Зиничев. Просил встретиться. Говорил, обсудить нужно кое-что. Намекнул, что речь пойдет про Никаря. Я к тому времени успел с журналистом на эту тему пообщаться, так что был немного в курсе. Естественно, я согласился. Тогда он попросил вызвать на встречу Дрона. Меня, говорит, он и слушать не станет, а к тебе придет. Я сначала отнекивался. Знал, что Дрон взбесится. Но Толик может быть убедительным, когда захочет. Короче, я позвонил Дрону, попросил приехать ко мне. У него какие-то дела в городе были, поэтому он отказался. Тогда я предложил встретиться в парке. Дело пяти минут, сказал я. Дрон обещал подъехать. Я пришел в парк первым. Потом Дрон подтянулся. Мы поболтали, то да се. Я рассказал ему, что ко мне журналист приходил, выспрашивал про старое дело. Вроде как статью про нашего Толика писать собирается. Дрон сразу обозлился. Говорит, про эту гниду только статьи писать. Я начал его успокаивать, а тут сам Толик подошел. Дрон, как я и предполагал, взбесился. Начал обвинять меня в предательстве. Что я, мол, Зиничеву за деньги продался. Я его успокаивал, но не особо успешно. Каким-то чудом Толику удалось выпросить у Дрона пять минут разговора. Чтобы без скандала, короче. Дрон согласился. Они отошли в сторонку. Я не все из их беседы слышал, только в общих чертах описать могу. Толик обратился к нему с просьбой. К тебе, мол, журналист придет. Откажись от беседы. Незачем свои давние обиды на свет вытаскивать. Дрон молчал ровно пять минут. Потом начал говорить. Сказал, что обязательно с журналистом встретится. И молчать не будет. И расскажет ему все, как было. И тогда Толику не журналист, а следователь статью писать будет. И еще что-то добавил, только так тихо, что я не расслышал. Толик тоже разозлился. Говорит, как бы тебе не пожалеть о своем решении. Сказал и ушел. Дрон плюнул в его сторону, обозвал меня Иудой и тоже ушел. Больше я его не видел.