– Здорово. Я и не знала, что любой человек может заплатить и про него в газете напишут, – завистливо проговорила женщина.
– К сожалению, далеко не каждый, а только очень состоятельный человек может себе это позволить, – честно призналась я.
– А в нашем поселке, значит, есть такой человек? Курбатый, что ль? – спросила женщина.
– Курбатый, это фамилия?
– Прозвище. Фамилия у него невзрачная. Ивашкин он. А Курбатый он по жизни. Как с детства кличка пристала, так по сей день и держится, – отбрасывая осторожность, поведала женщина. – Он в поселке самый богатый. Вся торговля под ним.
– Тогда это не он. Тот человек, кто статью заказал, давно в поселке не живет. Раньше жил. Много лет назад. В то время поселок еще совхозом был, – принялась «откровенничать» и я.
– Было дело, помню. Мы тогда совхоз «Новый путь» назывались. Между прочим, не на последнем счету у властей были, – похвасталась она. – А я и тогда на почте работала.
– Вот здорово! Вот у вас я интервью и возьму, – вынимая из сумки телефон, объявила я.
– Как это у меня? Да я и не сумею, – замахала на меня руками женщина.
– Тут и уметь нечего, – наседала я. – Я буду вопросы задавать, а вы будете вот в этот микрофон отвечать. Вы мне материал собрать поможете, а я о вас в статье напишу. Так, мол, и так. Работает в поселке на почте женщина, самый осведомленный человек в округе. Стояла у истоков становления поселка. Красиво звучит?
– Красиво, – с придыханием ответила она. – Ладно, давайте попробуем.
Я включила диктофон, встроенный в телефоне, и задала первый вопрос:
– Скажите, вы помните, кто возглавлял совхоз в семидесятые годы?
– Конечно, помню. Иван Степанович Жалкин. Он председателем был. Помощник его, Илья Скоробогатов, – придвигаясь ближе к микрофону, ответила женщина.
– Трудные были времена?
На этот вопрос работница почты разразилась целой тирадой. Я украдкой отключила диктофон, чтобы не забивать память ненужной информацией. Когда запал красноречия иссяк, я задала вопрос про Зиничева.
– Скажите, вы помните главного агронома, Анатолия Зиничева? Он пришел в ваш совхоз после окончания техникума.
– Помню, очень хорошо помню, – подтвердила женщина. – Проработал он у нас недолго. Года четыре или пять. Но парень был толковый. Все хозяйство на нем держалось. Они с председателем за эти пять лет таких дел успели наворотить. К нам каждую неделю из соседних совхозов приезжали, опыт перенимать.
– Значит, Анатолий Зиничев помог процветанию поселка, – утвердительно произнесла я.
– Очень помог. И урожайность повысил, и деньги для совхоза выбивал. Мировой парень был, – нахваливала агронома женщина.
– Наверное, ему от совхоза дом выделили, как молодому специалисту? – спросила я.
– А вот и нет! Не было у агронома дома своего. Бессемейным тогда не давали, – возразила женщина.
– Где же он жил? В конторе? Я слышала, в некоторых хозяйствах такое практиковалось.
– И снова не угадали. Его у бобыля Ермошки поселили. Так все пять лет у него и прожил, – рассказывала она. – Конечно, бобылем его уж после прозвали. При агрономе просто Ермошкой кликали. Он с бабкой престарелой в доме жил. Дом добротный, просторный. Председатель ему за жильца приплачивал, вот он и не отказывал в приюте.
– Скажите, Ермошка все еще живет в поселке?
– А куда ж ему деться? В том же доме и живет. Только приставку к прозвищу получил, потому что не женился. Бабка померла, агроном уехал. А Ермошка так и живет один в своем просторном доме, – продолжала она рассказ.
– После того как агронома перевели, он не потерял связи с совхозом?
– Это как же? – не поняла вопроса женщина.
– Ну, приезжал ли, навещал, может, помогал чем-то родному совхозу?
– Чтобы помогал, не слышала, а к Ермошке иной раз наведывался. Видно, сдружились за пять-то лет под одной крышей.
– Большое вам спасибо за интервью. Вы мне очень помогли, – решив, что пора закругляться, произнесла я.
– Это чего ж, все, что ли? – войдя во вкус, спросила она. – Я думала, интервью часа по два длятся. Пока все вопросы не кончатся.
– По-разному бывает, – ответила я. – Да вы не волнуйтесь, я к вам еще не раз вернусь. Просто, сначала надо общее впечатление от поселка получить, а потом детали уточнять. Прием такой специальный. Чтобы журналист мог сохранить собственный взгляд, а не смотреть на объект глазами того, кого интервьюировал.
– Что ж я, не понимаю? Ясно дело, сперва осмотреться надо, – закивала головой женщина и, возвращаясь к профессиональным обязанностям, спросила: – Так вы телеграмму отправлять будете?
– Непременно.
Продиктовав адрес известного столичного издательства, я расплатилась за телеграмму и, уходя, задала главный вопрос:
– Не подскажете, где находится дом бобыля Ермошки?
– Как с почты выйдете, поверните направо. Дойдете до конца улицы, свернете влево. Там сначала пустырь идет, а за пустырем дом Ермошки. Его ни с каким домом не спутаешь. Белый, каменный, крыша листовым железом обита.
– А на автомобиле проехать туда можно?
– А как же? Ермошка мужик зажиточный. У него и легковушка имеется, и трактор, культиватор с сеялкой. Ему бездорожье как рыбаку засуха, – нахваливала хозяйство Ермошки женщина.
– Еще раз спасибо за интервью, – поблагодарила я, прощаясь.
Пешком через пустырь я не пошла. Решила рискнуть. Если Ермошки дома нет, а мои предположения подтвердятся, тогда машина будет просто необходима. Вдруг удастся вызволить заложника без лишних переговоров? Ведь не с террористами, в конце концов, я дело имею. Проделав весь путь, указанный работницей почты, я выехала из поселка и оказалась на пустыре. Правда, я бы назвала его несколько иначе, так как пустырь этот сплошь зарос высоким кустарником и сорными травами. На то, что позади бесхозной территории располагается жилье, указывала только грейдерная дорога.
Заросли кончились внезапно. Просто оборвались, и моему взору предстал чудесный деревенский пейзаж, прямо как с картины какого-нибудь знаменитого художника. Выселки в пять домов. Четыре домишка малюсенькие, заборчики вокруг них покосившиеся, дождями и снегом вычерненные. Деревца в палисадничках чахлые. А пятый – чисто терем! Высокий, добротный. Терем окружал глухой забор в человеческий рост. И без расспросов было ясно, какой из домов принадлежит Ермошке.
Поискав глазами укромное место, куда бы можно было поставить машину так, чтобы она и внимания не привлекала, и под рукой в нужный момент оказалась, я остановила свой выбор на небольшом пролеске, отгороженном от жилых домов штакетником. Спрятав машину подальше от любопытных глаз, я направилась на выселки. Сначала я решила осмотреть местность. Не выходя на дорогу, я пробралась окольными путями до ближнего дома. Заглянув во двор, никого не увидела. Присмотревшись внимательней, поняла, что дом заброшенный. Окна зияли пустыми рамами, крыльцо прогнило и провалилось. Отыскав лазейку, я скользнула внутрь, пересекла двор и прильнула к забору. Он располагался прямо напротив богатого терема. Конечно, разглядеть, что творится во дворе терема, я не могла. В заборе не было ни щелки. Зато дорога просматривалась отлично. Правда, толку от этого было чуть, так как она пустовала.
