Она оглянулась и ответила холодно:
— От такого доброго утра можно с уступа вниз головой. Ты что, хвост прищемил?
— Это был не хвост, — ответил я автоматически. — Завтрак готов?
— Нет, — ответила она, — тут только жареное… Но тебе же надо сырое, с кровью, шкурой, рогами и копытами?
— Ты сама с рогами и копытами, — ответил я обидчиво. — И еще женщина с волосами.
Она подумала, сказала сердито:
— Просто женщина. Глупое уточнение. Как будто женщина может быть без волос!
Я ответил мирно:
— Ты права, но с таким уточнением лучше. Сразу как начинаешь думать, что женщина… и вдруг с волосами…
— И что?
— Да такого напридумываешь…
— Например?
— Ну, волосы могут быть и на ногах, к примеру…
Она вытянула вперед ногу и повертела носком вправо-влево. Никаких волос!
— А если не выщипывать? — полюбопытствовал я.
Мириам зашипела, как толстая кошка на раскаленной сковороде. Я дотянулся до вертела и снял большой кусок мяса. Мириам настороженно смотрела, как я управляюсь когтистыми лапами.
— Ты, наверное, цирковой дракон? — предположила она.
— Почему?
— Больно нежный. Наверное, драться совсем не умеешь.
— А зачем драться? — спросил я. — Нужно жить в дружбе и согласии. Я вот, например, со всеми всегда в дружбе и согласии. Куда ни появлюсь — сразу мир и согласие. Ладно, ты здесь убери квартиру… а я полечу по своим мужским… драконьим делам.
И, не дожидаясь ответа, я толкнулся всеми четырьмя, почти отдохнувшими за ночь. Крылья с готовностью уперлись в упругий воздух, поднялись наискось и снова уперлись, уже повыше.
Далеко внизу мчится стадо газелей, я сделал короткий нырок, протянутые вперед лапы подхватили по козе, я хвастливо поднялся без всякой натуги по крутой дуге, с размаха бросил их на площадку перед пещерой и крикнул:
— Это тебе, чтоб не скучала!
— Лети-лети, жаба с крыльями, — сказала она с угрозой. — Не стукнись о небосвод, разиня.
С утра крылья держат мое грузное тело легко и даже с удовольствием. Воздух чист и свеж, дороги отсюда выглядят длинными белыми нитями, а речушки — серыми. Земля то ярко-зеленая, то желтая, без всякого перехода, потом вдруг пошла кроваво-красная с неприятным зловещим оттенком. Я даже снизился, тревожно заинтересованный, пока не рассмотрел просто-напросто глину, высохшую, потрескавшуюся, так и не позволившую ревниво траве пустить корни в ее владениях.
Большая пустыня, как я понял, не такая уж и большая, как считает Мириам, если судить по размерам, но здесь накален песок от непонятного подземного жара, воздух сушит горло и легкие, воды набирать следует с большим запасом: ухитряется испаряться не только из тел, но даже из плотно закрытых бурдюков. Потому через пустыню нужно идти еще и очень быстро, пока вода не иссякнет сама по себе.
В остальном же Гандерсгейм населен удивительно плотно, что и радостно, и в то же время тревожно. Я еще не повидал его дальнюю часть, но уже народу здесь почти столько, как в самом Сен-Мари. А я ожидал пустынный край с редкими кочевыми племенами…
Пошли финиковые пальмы, а за ними сразу за песчаными барханами открылось безграничное море. Это уже не интересно, на берегу всего лишь мелкие рыбацкие поселки, хотя во множестве, но все крайне бедные с виду. Это и понятно, пираты свирепствуют всюду, глупо строить город, который будут постоянно грабить…
Я свернул и некоторое время летел вдоль берега, потом еще чуть изменил курс, там города стали попадаться чаще, странное сочетание, когда вижу типичный средневековый город с его непременной высокой каменной стеной и замками, а за его пределами настоящие дикие орды гуннов, что постоянно двигаются с места на место, дерутся между собой, разбивают временные стойбища из сотен неопрятных шатров, сшитых из плохо выделанных шкур, потом снова без всякого повода снимаются, чтобы вторгнуться на земли другого племени и проверить его на прочность.
Мелькнула мысль, что неплохо бы достать лист бумаги или пергамента и стило, постепенно составлял бы подробную карту, но отогнал упадническую мысль. У меня память, как у стада слонов, вернусь в Брабант и нарисую предельно точно как по пропорциям, так и по расположению всех городов, дорог, мостов, переправ, мелеющих в определенные сезоны рек, а также всех источников воды, как по предполагаемому маршруту движения войск, так и по второстепенным.
Внизу множество двигающихся точек, словно стая мошкары или же огромное стадо мигрирует в дальние края, где много сочной травы и вдоволь воды. Я присмотрелся, нет, люди на конях. Только у этих двуногих хватает энергии и непонятной дури носиться так часто и бесцельно.
Я снизился еще, всадники мчатся по ровной как стол степи, легкие и стремительные, все с разными знаменами в руках. У меня в глазах зарябило от оскаленных львов, драконов, леопардов, медведей, взъерошенных вепрей и орлов с распростертыми крыльями. Знамена всех цветов радуги, как и геральдические звери, эту манеру знаков переняли, как мне кажется, у рыцарского сословия.
Хотя кто знает, например, манеру мыться европейцы переняли от сарацин во время крестовых походов, хотя в такое поверить трудно, а главное — непатриотично. Кстати, вон у тех на трепещущих под ветром полотнищах яркие и непонятные знаки, в которых даже я постепенно перестаю видеть древний скрытый смысл. Так, стилизованные изображения цветов, насекомых…
Но это только знаменосцы, каждый от своего племени, рода или клана, а остальная масса мчится следом, даже под облака донесся мерный гул от множества копыт. Хотя варвары и не подковывают своих коней, стараются выиграть в скорости, но когда мчится войско в несколько тысяч человек…
Я распластал крылья и поставил их так, чтобы парить на месте, с высоты наблюдал, как вся конная масса ворвалась в деревню в два десятка легких дощатых домиков. Моментально вспыхнули крыши, выбегающих из домов рубили на месте. Когда конница промчалась дальше, все строения уже полыхают так, что не погасить, да и некому: между горящими строениями трупы, трупы, трупы…
Все выглядело, как ненастоящее, я попытался представить, что там в самом деле убитые, кто-то еще жив, но не может выползти из бушующего огня, крылья уже дрогнули, ожидая сигнала ринуться вниз и спасать, спасать, однако я продолжал плыть дальше, как огромный корабль, равнодушный к судьбам рыбешек.
Вообще-то при таких размерах я сам чувствую собственную уязвимость. Если кто-то вцепится, скажем, в крыло, пройдет несколько драгоценных секунд, прежде чем я соображу, что из меня рвут протоперья. А еще несколько секунд понадобится, чтобы протянуть туда издали страшную когтистую лапу. Ага, а хищник будут тупо ждать, пока я его схвачу, щас…
Медленно и с чувством достоинства проплывают внизу раскаленные на солнце барханы, похожие на верблюжьи холмы из золота. Если долго смотреть неподвижно, начинают колыхаться, и вижу, как двигается это несметное стадо. Медленно и торжественно проплывают подо мной руины усыпальниц древних правителей, остроконечные глыбы сломанных колонн, постаментов…
