Он отмахнулся.
— В первые дни. Но когда много более неотложных дел, как-то отодвигается то, что не принесет немедленной отдачи… Однако вы слишком любопытны для варвара.
Усмешка его яснее ясного говорила, что я не тот, за кого себя выдаю, и я пробормотал:
— Вообще-то варвары по натуре любознательны.
— Что касается оружия, коней, — согласился он с прежней насмешкой с голосе, — конской упряжи… Но не колдовства.
За его спиной по стене побежали крупные красные знаки. Я подумал было, что буквы, но слишком красивы, нет функциональности, потом вспомнил об искусстве каллиграфии: умельцы каждую букву снабжали такими завитушками, что мама не горюй, хоть на выставку, но тогда выставок не существовало, и монастырские писцы соревновались друг с другом.
Стена потемнела, а знаки начали выстраиваться в некую систему. Я снова решил, что все-таки письменность, а если в одну линию, так восточники вообще пишут в столбик, а их иероглифы похожи на что угодно, только не на буквы. Но пишут не только буквами.
Знаки наливаются багровой мощью, некоторые замирают, другие начинают вращаться, как огненные колеса, даже разбрасывают искры, я поймал себя на том, что пока завороженно рассматриваю их, маг изучает меня, напрягся и вперил в него требовательный взгляд.
Он примирительно улыбнулся.
— Не будем играть в прятки.
Я пробормотал:
— Уж я точно не играю.
— Я видел, — произнес он, — как вы весьма самонадеянно попали под удар Небесных Стрел…
Я собирался смолчать, никто не видел, как я затем превратился из дракона в человека, откуда колдун это знает, но он уже второй раз об этом упомянул, и я наконец пробормотал тупенько, стараясь выиграть время:
— Небесных, это когда с неба на землю… Не так ли?
— Верно, — согласился он. — Но они точно так же бьют и с земли в небеса. А небесные потому, что вроде бы доставлены с неба. Вас не удивляет, что я сразу увидел в том драконе человека… к тому же весьма наивного, молодого, наглого и безрассудного?
Я почтительно поклонился.
— Когда повзрослею и наберусь мудрости… надеюсь, тоже буду видеть всех насквозь так же ясно, как видим огонь сквозь промасленную бумагу.
Он усмехнулся.
— Мудрость не всегда приходит со старостью. Старость чаще приходит одна. А молодость я увидел в том, что человек зрелый сперва бы узнал, что впереди. Если же зрелый и новичок вдобавок, вообще бы осторожничал… Кто вы? Кстати, что это мы все еще стоим…
Он повел рукой, посреди зала возник добротный стол, под стиль залу темный и очень мрачный. На столешнице появились неуместно богато украшенные кубки и чаши, кувшины с вином и широкие блюда с легкими яствами.
— Прошу вас, — прозвучал властный голос, что отдался эхом под сводами. Мне показалось, что голосом маг тоже что-то делает, как-то прощупывает меня или уже старается воздействовать, подчинить, взять на поводок. — Вы, варвары, привыкли вести мудрые беседы за чашей вина, не так ли?
В голосе снова ясно прозвучала насмешка, сам же сказал, какой из меня варвар, я ответил очень вежливо:
— Как и вы, маги.
Он захохотал, запрокидывая голову.
— Хороший ответ. Все-таки вовремя я, не так ли?
— Вовремя, — согласился я, — особенно, если учесть, что вы заметили меня намного раньше…
Глаза привыкли к слабому освещению, я рассмотрел вдоль стены с десяток скелетов, все стоят, отдельно на большой полке множество человеческих черепов, от крохотных, с кулак, до великанских.
Маг наблюдал с саркастической усмешкой, поинтересовался с ехидцей:
— Ну как?
Я пожал плечами:
— Знакомо.
Он вскинул брови, они красиво и зловеще изогнулись, как черные изломанные молнии.
— В самом деле?
— В самом-самом, — ответил я небрежно.
— Вы пытались учиться магии? — спросил он с недоверием. — Или просто часто заходили в гости к магу-приятелю?
Я небрежно отмахнулся.
— Нет, у нас знание анатомии и физиологии входило в курс начальной подготовки рыцарей. Раны перевязать, то да се. Потому должны были знать как расположение костей, так и сухожилий, нервов и работу гормональной системы.
Он слушал с нарастающим интересом.
— Кости, сухожилия — это мне понятно, а что такое… все прочее?
— Это долго объяснять, — ответил я любезно.
Он улыбнулся и сказал настойчиво:
— Все же прошу вас… хоть в нескольких словах…
Я вздохнул.
— Ладно, но если что непонятно, спрашивайте.
Он слушал очень внимательно, я видел, как то и дело теряет нить, но я помочь не старался, так тебе, гаду, и надо, прошелся по патологоанатомии, что будет понятно лучше всего, но сделал акцент на том, что вскрытия помогают ловить всяких злокозненных магов, отравляющих или как-то иначе вредящих здоровью, дальше углубился в работу центральной нервной системы.
Он вконец обалдел, потряс очумело головой и спросил недоверчиво:
— И это входит в курс вашей подготовки рыцаря?
— Да, — ответил я небрежно. — На уровне пажа. К оруженосцу требования повыше, конечно. Он должен знать… Впрочем, вам это неинтересно.
Я надкусил изящное пирожное, сделал довольную рожу, но сам напрягся, совершая мысленное усилие. В моей ладони появилась чашка с черным кофе, ладонь приятно обожгло.
Маг вздрогнул, я сказал виновато:
— Простите, но к вашим чудесным лакомствам… просто не мог удержаться! Хотите?
Он поморщился.
— Что вы, молодежь, ничего своего придумать не можете? Хорошо, сделайте и мне чашку этого странного напитка.
— Вы о чем? — спросил я настороженно.
Он сказал брюзгливо:
— Ну что это за несолидное щелканье пальцами? Если уж щелкать, так чтоб горы рушились.
Я сказал с достоинством:
— Я вообще-то больше по части строительства. Рушить и дурак может… Простите, я имел в виду не вас, а просто дураков, что ничего другого не умеют.
Он пожал плечами:
— Зря вы так. Все сперва учатся ломать и рушить, а строить — потом. И не все, конечно… Многие так и остаются рушителями. А вы, значит, доросли?
— Не до могущества, — заверил я. — Просто до понимания, что строить достойнее, чем рушить. Конечно, если не имеется в виду умение строить козни или заговоры. Даже строить глазки — уже терпимо… Хотя рушить куда приятнее, сам знаю. Вот подрасту и начну строить! Я вам такое настрою!
Он вздохнул, лицо потемнело.
