Насмотревшись на это жуткое дитя катаклизма, я заметил, как далеко на горизонте начало сверкать грозным огнем багровое облако. Такие за время полета в их сторону обычно раздергивает ветер, сдвигает в сторону, однако это медленно растет и наливается недоброй мощью. Я ощутил нехорошее предчувствие, не мог понять, закат или такой странный рассвет не вовремя, недавно перевалили через полдень, облако с каждым взмахом крыльев страшноватее, мурашки по чешуе становятся все крупнее…
Мириам что-то провопила, я повернул в ее сторону голову. Она сжалась, глаза рассерженно-испуганные.
— Это и есть Карагиле!
— А где же… — начал я неторопливый рев и умолк.
Из-за горизонта начала выдвигаться гора. При ее высоте пик должен быть белоснежным, покрыт льдом, но моему устрашенному взору представилось обугленное острие, так крестьяне «закаляют» деревянные концы самодельных копий. Острие расширяется и расширяется, я заработал крыльями чаще, инстинктивно поднимаясь выше, и понял, что вся гора представляет из себя этот обугленный наконечник чудовищного копья, что грозит небу.
— Реликт Хребта, — рыкнул я ошарашенно. — Ишь, отводок… Надеюсь, Хребет не размножается ими. А то всем нам конец.
— Что? — крикнула Мириам.
— Мысли вслух, — объяснил я. — Я же умный? Вот и умничаю.
— А-а, ты только крыльями не забывай, а то доумничаешься.
— И что, — проревел я непонимающе, — там что-то еще растет?
Мириам крикнула:
— Да!.. Я сама слышала, что карнисса обожает селиться на грозовых горах.
— Даже обожает?
— Да…
— А много таких гор?
— Говорят, в древние времена были еще, но сейчас в Гандерсгейме это последняя.
— Слава господину, — сказал я с облегчением. — А на той стороне Хребта их нет вовсе.
— Ты и там порхал?
— Где я только не бывал, — ответил я печально и гордо. — Та-а-ак, ищем место для привала…
Принцесса сказала заботливо:
— Давно пора! Твои бедные крылышки уже устали. И сам ты бедненький.
Мириам сказала недовольно:
— Вики, мужчин нельзя жалеть. А то совсем на голову сядут. Они должны и снова должны!
— Что должны?
— Все, — отрубила Мириам. — Все должны. И всегда! Им нельзя давать спуску. Они способны на подвиги только тогда, когда мы их подталкиваем. Хотя бы в спину.
Я опустил взор, магистр как в воду глядел: вокруг горы не просто десятки стойбищ, где женщины и дети, но и воинские отряды носятся вскачь так хаотично, что не рассчитать, где окажутся в следующие полчаса. Безумец тот, кто попытается достичь горы пешком или на коне. Пожалуй, даже войско завязнет и растворится, как мед в горячей воде: слишком много здесь хорошо вооруженных отрядов. И не просто охраняют, они живут здесь компактными племенами, где каждый мужчина — воин…
По ту сторону Карагиле земля занята стойбищами вплоть до стены Хребта. Вправо и влево их столько, что муравьев меньше в ином лесу. Понятно, враг найдет здесь только свою могилу.
— Вон хорошее местечко, — сказал я обрадованно, — там нас никто не побеспокоит ночью…
Женщины в недоумении молчали, когда я на почтительной дистанции прошел мимо Карагиле, словно боялся, что она меня укусит. Дальше громада Великого Хребта заслонила мир, я распластал крылья и медленно спланировал на замеченный издали уступ.
Вблизи он оказался еще больше, чем выглядел, можно устраивать скачки. Женщины слезли с опаской, встали плечом к плечу и уставились испуганными глазами.
Мириам спросила рассерженно:
— Почему здесь?
— А что тебе не нравится?
— Эта стена до неба, — нервно сказала Мириам. — Она давит. Вот-вот обрушится прямо на меня.
— Больно чувствительная, — укорил я. — Растенгерк с тобой еще наплачется. Бери пример с Вики…
Принцесса прощебетала:
— Милый Шумил, какая стена? Я только тебя вижу.
— Видишь? — сказал я Мириам наставительно. — Вот настоящая женщина. Смотри и учись. А то совсем одичала в песках. Ладно, устраиваемся и ждем ночи.
Мириам достала из сумок одеяла, скатерть, обжаренную тушу газели, я в свою очередь насоздавал яств и лакомств. Женщины уже без страха и предубеждения принялись за еду, а я взял газель в зубы и подошел к краю.
Отсюда долина, запруженная народом, как на ладони, дальше этот зловещий пик, именуемый горой, со всех сторон тоже массы вооруженных людей.
Прожевывая похрустывающую косточками на зубах тушку, я продумывал стратегию, но что-то в голову не идет даже тактика. Наверное, череп рептилии узковат для умных мыслей.
— Ждите, — сказал я. — Отлучусь ненадолго.
Мириам спросила зло:
— А почему просто не опуститься сверху и не нарвать?
— Мириам, — буркнул я. — Ты же красивая, чего тебе еще?
Вики посмотрела на Мириам и сказала заботливо:
— Да-да, Мириам, не умничай, зачем тебе морщины?.. Шумил сам все придумает. Правда, милый?
— Правда, — ответил я гордо, потом добавил уже другим тоном: — У вас тут в Гандерсгейме дракон на драконе, а гарпий больше, чем комаров на болоте… Людишки уже научились принимать меры. Не думаю, что такую ценность не охраняют и от гостей сверху. Если уж мне суждено быть подбитым Небесной Иглой или еще какой-то дрянью, то пусть лучше красиво паду один, как Икар… или Фаэтон, в жарком зареве небесного пожара, освещая мир, чем с вами на спине!
У Вики глаза сразу наполнились слезами, я поспешно прикрыл ее крылом, пока не заревела, как ребенок, горько и безутешно.
Мириам насупилась, спросила с подозрением:
— А если ты погибнешь… ишь, как расписал!.. то нам будет лучше умирать здесь, откуда не спуститься и не подняться?
Я крякнул, почесал голову когтями.
— Что ж, и в истинной красоте всегда есть изъян.
Мириам сказала саркастически:
— Ну, наконец-то!
Я возразил:
— Это говорит лишь о том, что нет в мире совершенства! Я и так ближе всех к нему — Шумил Великолепный! Ладно, заканчивайте ужин, ложитесь спать. Я буду мыслить, а вы чирикаете!.. Две чирики… чирикухи.
На закате полыхали облака над невидимым за горизонтом морем, ночь теплая, густая, как деготь, и такая непроглядная, что я в недоумении повертел головой, пока не сообразил рептильим мозгом, что луна поднимается по ту сторону Большого Хребта.
— Эт хорошо, — буркнул я тихонько, — должно же быть у меня хоть какое-то преимущество?
Но в груди холодно, настоящие преимущества у тех, кто затаился возле зарослей карниссы и ждет непрошенных гостей.
