Джинкс захлопнул ее. Пламя сбилось, однако из книги тянулись завитки дыма: похоже, она продолжала гореть. Джинкс огляделся – куда бы ее засунуть, чтобы не бросалась в глаза?
В конце концов он приподнял череп и подсунул книгу под него. Череп подмигнул ему пустой глазницей.
Надо уходить. Нет, правда, надо отсюда уходить. Пока не вернулся Симон. Но Джинкс еще не все рассмотрел. Что там, к примеру, стоит на полках?
Вот, скажем, бутылка, очень похожая формой на голову гоблина. Джинкс попробовал снять ее, но бутылка намертво прилипла к полке.
Он потянулся к резной деревянной шкатулке. Резьба изображала людей, которые ехали на каком-то огромном звере. Джинкс попытался открыть шкатулку. Крышка не поддавалась. Джинкс поискал запорчик. И ничего не нашел – наверное, шкатулку заперли заклинанием. Чтоб ее! – скорее всего, в ней спрятано по-настоящему важное волшебство. Он неохотно вернул шкатулку на полку.
И услышал в коридоре шаги.
Он замер. Еще шаги, другие.
– Я и не знал, что ты здесь, – сказал Симон.
Сказал неожиданно добродушно, без рваного по краям оранжевого гнева, обычно окружавшего Симона, когда тот злился. И Джинкс понял, что Симон обращается не к нему.
– Экзамены закончились рано, и я решила заглянуть к тебе, – ответила София. Оба были в коридоре, прямо у двери мастерской.
И больше никаких слов – только серебристо-сладкая гадость. Джинкс в отчаянии озирался по сторонам. Симон с Софией отрезали его от кухни. Выйти из мастерской он не мог. А в ней до сих пор пахло дымом горевшей книги. Они его наверняка учуют. Оттуда, где стоял Джинкс, их видно не было – значит, и они его тоже не видят. Пока. Все, что им требуется, – заглянуть в не до конца притворенную дверь.
Джинкс так тихо, как мог, нырнул под рабочий стол. Укрытие не из лучших, но другого в комнате не было. Если Симон застукает его здесь, то разозлится донельзя.
Он взглянул на окно. Может, оно не заперто? Если и так, вылезти все равно не удастся, услышат.
Из коридора снова донеслись шаги и… странное дело. Они направлялись не на кухню и не в башню. Вперед, мимо двери, к сплошной каменной стене, в которую упирался коридор. А затем Джинкс услышал голоса, доносившиеся из соседней комнаты. Но ведь нет же никакой соседней комнаты. Коридор заканчивается голой стеной, и, похоже, Симон с Софией просто прошли сквозь нее.
Джинкс подкрался к двери мастерской и уже собирался выглянуть в коридор, когда в него выступил из стены Симон.
– …наверное, найдется немного на кухне, – говорил он. Говорил через плечо, отвернувшись от Джинкса.
Джинкс едва успел метнуться назад, в мастерскую.
– А мальчик там? – спросила София. Она тоже выступила в коридор. – Я хочу поздороваться с Джинксом.
И оба ушли на кухню. Джинкс еще раз выглянул наружу. Дверь, проходить в которую ему запрещалось, стояла полуоткрытой.
Как же они сквозь стену-то пролезают? Джинкс, словно зачарованный, выскользнул из мастерской. Старательно прислушиваясь к долетавшим из кухни звукам, провел ладонями по голой стене. Сплошной камень. Джинкс шарил по нему, ища невидимый проход. Не было тут прохода – только ровный камень, как и говорили ему глаза. Однако Симон с Софией как-то проникают сквозь него. Да и София появилась в доме неожиданно для Симона. Значит, эта стена и скрывает разгадку тайны ее появлений и исчезновений.
И возможно, стена – тот путь, который позволит Джинксу удрать из южного крыла, не попавшись Симону на глаза.
Да, но она и выглядела, и пахла, как каменная стена, и наощупь была каменной стеной. В отчаянии Джинкс едва не прихлопнул по ней ладонями, но вовремя сообразил, что шлепок могут услышать.
Он попал в западню. Вернулся в мастерскую, подошел к окну. В решетку окна были вставлены ромбы толстого волнистого стекла.
Задвижка имелась, да больно высоко, не дотянешься.
Придется сидеть под столом, пока Симон с Софией не уйдут куда-нибудь. И он залез под стол и сел на пол.
Рядом с ним стоял сосуд зеленого стекла. До сей поры Джинкс его в здешнем беспорядке не замечал. На боку сосуда виднелись какие-то красные значки. Джинкс из любопытства снял с него крышку, благо та легко подалась.
Обжигающая боль пронзила руку.
Из сосуда вылетел, жужжа, осиный рой. Миг – и осы облепили Джинкса. Он вскочил на ноги, приложившись головой о столешницу, забил по ним руками. И сразу одна ужалила его в ладонь, другая в шею, а третья в ногу.
А следом он вдруг понял, что даже пошевелиться не может.
– То-то мне показалось, что здесь пахнет как-то не так.
Рваный оранжевый гнев. Повернуться, чтобы взглянуть Симону в лицо, Джинкс не мог. Шея и руки вроде бы еще сохраняли некоторую свободу, но по всей его одежде ползали осы, и Джинкс нутром чуял: самое лучшее – стоять совершенно неподвижно.
– Разве я не говорил тебе, что лезть сюда не следует? Сдается мне, говорил, – острые кромки Симонова гнева аккуратно нарезали слова.
Джинкс, почувствовав, что одна из ос совершает прогулку по его верхней губе, счел за лучшее промолчать.
Из коридора донеслись шаги Софии.
– Симон! Что ты сделал с бедным мальчиком?
Симон не ответил. Джинкс сознавал: оба смотрят теперь ему в спину, – и жаждал оказаться где-нибудь на другом конце света.
– Ты заморозил его, Симон! – ахнула София.
– Нет, не заморозил. Я уже говорил тебе, живого человека заколдовать трудно.
– Тогда почему он не двигается?
– Я заморозил его одежду.
Вот оно что, сообразил Джинкс. По-настоящему замороженной он ее не назвал бы, одежда осталась теплой, да только стала жесткой, негибкой, как железо.
Оса переползла на левую щеку, помахала усиком перед его глазом.
– Ты не имеешь никакого права заколдовывать мальчика.
– Не имею. И вообще кого угодно и что угодно, – резко ответил Симон. – Я знаю.
– Симон…
– В этой комнате полным-полно опасных вещей. Ему следует держаться подальше от них.
Тон его ясно давал понять, что самая опасная вещь в этой комнате – он, Симон. Джинкс пытался придумать правдоподобное объяснение своего вторжения сюда – что-нибудь связанное с кошками… пожалуй, так. Однако открыть рот и заговорить он не мог: по губам ползали осы.
– Любознательность в природе человека, – сказала София. – Ты не можешь винить его за это.
– Вообще-то могу. И если ты хочешь и дальше совать нос в мои дела, может быть, тебе стоит переехать сюда на жительство?
– Я не хочу жить в этих краях, – ответила София. – Тут слишком холодно. И не надо смеяться над моим носом.
