– Воспользуйся огнем. Огонь-то у тебя всегда есть.
Творение огня было единственным, кроме подъема вещей в воздух, волшебством, какое освоил Джинкс. Он научился поджигать всякие вещи, а потом гасить огонь, вбирая его в себя. Если, конечно, огонь не был слишком большим. И огонь не жег его, просто укрывался внутри Джинкса, – если верить Симону, он сам по себе был силой. Правда, совсем маленькой.
– Я и огня найти не могу, – сказал Джинкс.
– Конечно можешь. Он здесь, – Симон ткнул в Джинкса пальцем. – Разве ты не чувствуешь его?
– Не чувствую, – в отчаянии ответил Джинкс. Симон настаивал на том, что сила – это такая вещь, которую можно ощущать – практически видеть, – а Джинкс никак не мог уразуметь, о чем он говорит.
Джинксу не удавалось открывать и закрывать посредством магии двери. Не удавалось пилить с ее помощью дрова. Не удавалось отрывать от земли живых существ, – он пробовал проделать это с котятами, – потому что их жизненная сила противилась той малой силе, какой обладал он. А хуже всего было то, что ему не давалось укрывающее заклятье, с помощью которого Симон и сам от троллей уберегся, и его уберег.
– Может, попробуем еще раз укрывающее? – спросил Джинкс.
– Сойдет и укрывающее. Валяй.
Как же, спрашивается, я должен думать, что могу сделать это, когда ты сам знаешь, что я не могу? Впрочем, вслух Джинкс ничего не сказал. Он вышел на середину мастерской, встал в самом ее центре и попытался вытянуть силу из огня, который был у него внутри. Сила и сосредоточенность. Он старательно сосредоточился на мысли, что его здесь нет.
– Без толку, – сказал Симон. – Где ты был, там и остался.
– Мне не хватает магии.
– Магия это не то, чем ты обладаешь, а то, что ты делаешь. Хотя в твоем случае правильнее сказать – не делаешь.
– Зато я деревья понимаю, – сказал, оправдываясь, Джинкс.
– Глупости, – и Симон повернулся к книгам.
– Да нет. Они мне много чего рассказали… – Джинкс вдруг вспомнил разговор с Толливером. – Ведь правда, что вокруг Урвальда лежат всякие страны?
– Разумеется.
– И ими правят короли? Мм… к примеру, Бахвалес и Ключеземье?
– Да, есть такие.
– А почему про них не написано в твоих книгах?
– Ну, в каких-то написано. Просто не такие уж это интересные места, – сказал Симон.
– И почему так много книг об Урвальде?
– Потому, разумеется, что он куда интереснее, – ответил, щелкнув пальцами, чтобы раскрыть книгу, Симон. – Если не собираешься заниматься укрывающим заклятьем, иди вычисти козий загон.
Но Джинкс вспомнил еще кое-что из слов Толливера.
– Как по-твоему, я маленький?
– Ну, конечно, ты… – Симон примолк и смерил Джинкса удивленным взглядом, точно давно его не видел. – Хмм… Ты разве не был гораздо меньше?
– Был, – подтвердил Джинкс. – Когда мне было шесть лет.
– А теперь сколько?
– Одиннадцать. Ты же на мой день рожденья тыквенный пирог испек, – напомнил ему Джинкс. – Но я все же слишком маленький, верно?
– Нет-нет, ты еще подрастешь.
Мысли Симона снова начали, извиваясь, ползать одна по другой. И если Джинкса беспокоило то, что он не растет, Симона, похоже, беспокоило то, что он растет слишком быстро.
После этого разговора Симон несколько недель лихорадочно перелистывал посвященные магии книги. А когда Джинкс спрашивал, что он ищет, Симон лишь крякал или посылал его мести чердак.
* * *
Прошло, казалось, лет сто, прежде чем Симон согласился взять Джинкса в один из своих походов.
– Куда пойдем?
– Будешь изводить меня вопросами, я тебя дома оставлю.
Джинкс не считал, что спросить, куда они идут, значит «изводить вопросами», но промолчал. Следующим его вопросом было бы: «А с Костоправом это как-нибудь связано?»
У Симона не было такого, как у большинства других людей, похожего на зеленую бутылку страха перед Костоправом. Но мысли Симона о Костоправе обычно были полны гнева. И еще по какой-то причине теперь их сопровождала тревога из-за того, что Джинкс растет.
Так или иначе, Джинкс наконец отправлялся в дорогу. Это было важнее всего.
Они шли весь короткий зимний день. В снегу на тропе виднелись отпечатки башмаков, когтей, раздвоенных копыт. Однажды им повстречался человек с топором на плече, и, хотя он был, скорее всего, простым дровосеком, но в Урвальде ничего ведь наверняка не скажешь. Джинкс поплотнее прижался к Симону и порадовался полному ужаса взгляду, который незнакомец бросил на чародея. Они разминулись, не сказав друг другу ни слова.
Зимой ярких дней не бывает, а темнеет быстро.
– Пришли, – сказал, неожиданно остановившись, Симон. – Ночевать будем вон в той сторожке на дереве.
Джинкс вгляделся сквозь ветви, покрытые лиловатым в густевшем сумраке снегом. И различил что-то вроде короба.
– Теперь надо придумать, как нам туда забраться, – велел Симон.
По тропе долетел издали бухающий звук.
– Что-то приближается, – сказал Джинкс.
– Мгм, – промычал Симон, не слушая его, и провел ладонями по стволу.
Буханье усиливалось – не очень громкие удары чередовалось с очень громкими. Кер тумп, кер тумп.
– Что-то большое и тяжелое, – добавил Джинкс.
– Сдается, если я приподниму тебя, ты сможешь ухватиться вон за тот сломанный сук, – сказал Симон. – А как долезешь до сторожки, привяжешь к ветке веревку, и по ней заберусь я.
– Оно приближается, – сказал Джинкс.
– Так поторопись, мальчик, довольно бездельничать, – Симон вручил Джинксу свитую бухтой
[10]
веревку и сложил стременем
[11]
ладони. – Давай, только снег с башмаков стряхни.
Джинкс надел бухту на плечо, шатко утвердился одной ногой на ладонях Симона и схватился за указанный сук. Пальцы мальчика обвили грубую кору. Он попытался подтянуться.
Буханье все усиливалось.
– Упрись ногами в ствол и топай по нему вверх, – посоветовал Симон.
Джинкс так и сделал. Ему удалось подняться, опереться коленом о сук. Затем он обхватил ствол, насколько хватало рук, подтянул ногу…
