Эльфвина и Ривен тоже заозирались.
– На меня напал медвелак, – сказала Эльфвина. – Огромный и опасный. А потом прибежали волки.
– Думаешь, деревья стали бы их бояться? – прищурился Джинкс.
– Нет, – ответила Эльфвина.
– Я шел с запада на восток, – сказал Ривен. – И ничего такого не видел. Разве что пару волколаков. И, по-моему, один раз за деревьями эльф промелькнул.
– Нет, тут, видимо, что-то похуже, – сказал Джинкс. Передать на урвийском то, о чем говорили деревья, было трудно. Однако некоторые из них имели семь футов в поперечнике и около сотни в высоту
[17]
. Чтобы напугать их, требовалось что-то и вправду жуткое.
И тут его поразила одна странность.
– Как получилось, что медвелак напал на тебя? Есть же Соглашение о Пути.
– Он сманил меня с тропы, – объяснила Эльфвина. – Посоветовал мне залезть на дерево – от волков. Сказал, что он дровосек, а зовут его Топтыган, что уже несколько дней идет за мной, что не оставит меня одну – и все уговаривал сойти с тропы.
Она опять огляделась:
– Интересно, что с ним случилось?
Эльфвина подобрала палку, подожгла ее от костра и направилась туда, где фурии недавно атаковали какую-то тварь.
– Не сходи с тропы! – рявкнул Джинкс.
Девочка обернулась:
– Ты всегда так с людьми разговариваешь?
И сошла с тропы. Джинкс пробормотал одно из любимых ругательств Симона – разве он не сказал ей, что опасность рядом? – и последовал за ней. Ривен тоже.
– Медвелак появился вот здесь, – указала Эльфвина. – Потом он, наверное, удрал.
Джинкс вглядывался в темноту, надеясь увидеть то, чего страшатся деревья. Он бросил короткий взгляд и на взрыхленную, политую кровью землю. И увидел большой топор. Джинкс поднял его. Едва он сжал ладонями топорище, как ему стало легче. Конечно, от напугавшего деревья чудовища топор не защитит, но он все-таки лучше, чем ничего.
– Вернемся на тропу, – сказал Джинкс.
– Может быть, нам стоит всю ночь нести дозор, – предложил Ривен. – Так поступают в сказаниях.
– Да, – согласился Джинкс. – Я буду первым.
Эльфвина и Ривен завернулись в одеяла и прилегли у костра. Джинкс сидел, держа перед собой топор. В костре потрескивали сучья. Запах дыма живо напоминал о доме, который он покинул лишь несколько часов назад, хоть ему и казалось уже, что случилось это давно. Если бы он был сейчас дома, то сидел бы, наверное, в мастерской Симона, забыв, как и чародей, о времени, о существовании дня и ночи… хотя нет, что это он? Симон же ранен. И все-таки дома он был бы в безопасности, а не сидел в темноте, выглядывая существо столь ужасное, что его боятся даже деревья.
«Сам-то я не боюсь», – сказал себе Джинкс.
Новые товарищи его, похожие в одеялах на коконы, судя по всему, спали. Голова Ривена покоилась на его мешке. Интересно, четыре четвертака, которые забрал у него Ривен, уже там? Джинкс осторожно и беззвучно поднес к мешку пальцы.
Ривен, не открывая глаз, выпростал из одеяльного кокона руку и стиснул запястье Джинкса. Потом отпустил. Намек понятен.
Джинкс подбросил в огонь еще несколько сучьев… а когда открыл, спохватившись, глаза, увидел, что они уже прогорели. Хорошего мало – он заснул на посту. Пора будить Эльфвину.
Как только она проснулась, бормоча что-то путаное, Джинкс завернулся в свое одеяло и лег. Земля была жесткой, холодной, в лесу шуршала устилавшая землю сухая листва (а может, кто-то куда-то бежал во всю прыть), и сон не шел к Джинксу. Даже почти уснув, он продолжал прислушиваться – не появилось ли то, чего боятся деревья.
Наконец, услышал далекое тумп, кланк, тумп, кланк. И резко сел:
– Это ведьма!
– Я знаю, – сказала Эльфвина. – Успокойся. Спи дальше.
– Так ведьма же приближается!
– Уверена, она нас не тронет.
– Да ты вообще хоть что-нибудь знаешь о ведьмах?
– Кое-что знаю. Мама училась на ведьму, но потом решила, что лучше замуж пойти.
– О… – произнес Джинкс. Он встал, стянул с себя одеяло. – Ну, я все-таки думаю, что нам лучше спрятаться.
– То есть сойти с тропы? – удивилась Эльфвина.
– Я умею творить укрывающее заклятье, – пояснил Джинкс.
Проснулся и Ривен:
– А я не прочь познакомиться со злой колдуньей.
Буханье приближалось. Раз товарищи не боятся, решил Джинкс, то и он прятаться не станет. На глаза ему попался валявшийся на земле топор. С топором оно, конечно, надежнее, но человек, держащий его в руках, выглядит угрожающе. Ладно, пусть лежит, где лежит.
Показался темный силуэт скачущей в маслобойке ведьмы. Эльфвина вышла на середину тропы. Джинкс остался поближе к топору: вдруг придется хватать его в спешке. Ривен держался позади их обоих.
Маслобойка, подскакав к Эльфвине, встала.
При свете костра Джинкс увидел, что ведьма еще молода, не такая бородавчатая и косматая, как Дама Гламмер. Хотя ухмылка, с которой она смотрела на Эльфвину, была совсем как у Дамы.
– Это что же у нас тут такое? – осведомилась молодая ведьма, глядя на Эльфвину сверху вниз. – Мы, значит, ведьм не боимся?
– Нет. Я ведьм не боюсь, – ответила Эльфвина.
– Вот как? Ну, тогда ты не самая умненькая девочка в Урвальде, верно?
– Нет, неверно, – вызывающе заявила Эльфвина.
– Неверно? А чья же ты, не-самая-умненькая, будешь?
– Я дочь Берги с Калликомской прогалины.
– А-а-а, ведьмино отродье!
– Она не ведьма. Она покончила с этим.
– И куда ты направляешься?
– Бабушку повидать.
Почему-то ведьму это привело в восторг:
– Да ну? Вот она довольна-то будет! Дама Гламмер уж несколько месяцев как дитятинкой не угощалась.
– Дама Гламмер – твоя бабушка? – изумился Джинкс.
– Да. И я уже слишком большая, чтобы пугаться таких историй, – сказала Эльфвина ведьме.
– Тем хуже для тебя. А что твои дружки-приятели? Тоже Даму Гламмер повидать собираются?
– Они не сказали мне, куда идут.
– Ну ладно, если хочешь найти Даму Гламмер, топай три дня вон в ту сторону, – и ведьма указала на запад.
– Спасибо, – сказала Эльфвина.
– И я бы на твоем месте не останавливалась так близко к Дороге троллей, – продолжала ведьма. – Сколько бы дружков-приятелей меня ни охраняло.
