– Непременно попробуйте вино. В тот год славный был урожай.
Джинкс посмотрел на стоявший у его тарелки кубок, наполовину заполненный темным вином. Кубок был серовато-белым, с каемкой из чеканного золота. Стоял он на трех ножках. Джинкс поднял его, осмотрел снизу. Скругленное дно покрывали тончайшие перекрещенные трещинки. Джинкс вернул кубок на прежнее место, не отпив из него. Окинул взглядом стол. Остальные три кубка были такими же.
Ривен взял свой, отпил из него:
– Вино и вправду изысканное, сударь.
Когда с едой было покончено, Костоправ подвел своих гостей к очагу. И взмахом руки передвинул сюда кресла, в которых они сидели за столом.
– Итак, – он обвел их острым, как нож, взглядом. – Мне не терпится узнать, что привело сюда столь очаровательных гостей.
Джинкс посмотрел на Эльфвину. Оба посмотрели на Ривена.
– Джинкс? Возможно, стоит начать с тебя, – сказал Костоправ.
Взор чародея вонзился в него, словно кинжал. Джинкс попытался отвести взгляд, но не смог. Он глядел в глубокие синие глаза Костоправа, Костоправ глядел в его глаза. Взгляд Костоправа не позволял Джинксу даже пошевелиться, пригвоздив его, точно мечом, к креслу. Как глуп он был, придя сюда, полагая, что может попросить Костоправа о помощи!
– Скажи-ка мне, Джинкс, как тебе удалось сбежать от Симона?
– Я не сбегал от Симона, – ответил Джинкс. – Просто ушел.
– Вот как? Просто ушел? И ты ожидаешь, что я поверю, будто Симон позволил тебе просто взять да и уйти?
От его взгляда у Джинкса заболела голова.
– Меня не заботит, во что ты веришь.
– Вот как! Вижу, ты перенял манеры Симона, – и Костоправ, наконец, отвернулся от него. Джинкс закрыл глаза, потер их пальцами.
– Ну, а теперь скажи, что привело сюда тебя, Ривен.
Ривен не ответил.
– Хм. Ты намного, намного воспитаннее, чем твой друг Джинкс. Так почему же ты молчишь, когда тебе задают вопрос? Что привело тебя сюда?
Джинксу показалось, что Ривена терзает боль.
– Так. Интересно, – и Костоправ обратился к Эльфвине. – А почему здесь оказалась ты, Эльфвина?
– Я пошла за мальчиками, чтобы уговорить их вернуться назад.
– Ха! И это интересно. Но почему же тебе хотелось, чтобы они вернулись назад?
– Я думала, что вы можете обидеть их.
– Вот как. Умная девочка. А почему им захотелось пойти сюда?
– Джинкс хотел узнать, что сделал с ним Симон. А Ривен думал, что вы можете избавить его от лежащего на нем заклятия.
– Ага. И что это за заклятие?
– Не знаю.
– Интересно. Весьма интересно, – Костоправ улыбнулся. – Но, возможно, у тебя имеются какие-нибудь догадки.
Эльфвина молчала.
– Так. Ты отвечаешь лишь на вопросы, верно?
– Да, – жалобным голосом согласилась Эльфвина.
– Каково же, по твоим догадкам, заклятие Ривена?
– Оно состоит в том, что Ривен не может о нем говорить.
– Ну, это-то очевидно, – не без некоторого раздражения сказал Костоправ. И опять обратился к Ривену:
– Можешь ли ты сказать, кто ты?
Ривен молчал.
– Великолепно! Кто наложил на тебя заклятие?
Ответа не последовало.
– О, вижу, это был настоящий мастер! – Костоправ потер ладонью о ладонь. – Будем считать, что мне бросили вызов. Откуда ты пришел?
– От двора короля Руфуса в Бахвалесе.
– Ага, на этот вопрос ты отвечать можешь. Из чего нам следует заключить, что пришел ты не оттуда. Куда направляешься?
Нет ответа.
– Куда он направляется, Эльфвина?
– Не знаю, – ответила Эльфвина.
– Прелестно, – сказал Костоправ. – Три по-настоящему гнусных заклятия. Юный Ривен не может сказать, кто он, ты обязана правдиво отвечать на любой вопрос, а нашего друга Джинкса лишили жизни.
– Что? – изумился Ривен.
– Меня не лишали жизни! – выпалил Джинкс.
– Начать с того, что он еще жив, – прибавила Эльфвина.
– О да, он жив, – согласился Костоправ. – Да только жизни в нем нет.
Джинкс вспомнил шарик света, который Симон поместил в зеленого стекла бутылку, пока он, Джинкс, плавал под потолком и любовался звездным горизонтом.
– Не угодно ли фруктов?
Костоправ щелкнул пальцами, протянул руку, и на его ладонь опустилась чаша с фруктами.
– Э-э, нет, спасибо, – сказал Ривен. Джинкс и Эльфвина отрицательно покачали головами.
Костоправ взял яблоко, надкусил его, откинулся в своем кресле назад, уложил лодыжку одной ноги на колено другой и окинул взглядом Ривена, а затем Эльфвину.
– Итак, вы желаете, чтобы с вас были сняты заклятья. Но понимаете ли вы, что это обойдется вам недешево?
– Минутку, – сказал Джинкс. – Как же я мог лишиться жизни? О чем ты говоришь? И как ты это узнал?
– Увидел в твоих глазах, – ответил Костоправ. – Жизнь ушла из тебя. Полагаю, ее забрал Симон.
– Да, но разве для этого ему не пришлось бы убить меня?
– Это довольно грубое описание случившегося, но в определенный момент процедуры изъятия жизни – да. Ему пришлось тебя убить.
– Симон не сделал бы этого!
Костоправ улыбнулся.
– Юный Симон? Мой добрый друг Симон? О небеса! Не думаю, Джинкс, что ты знаешь Симона так хорошо, как знаю я.
Джинкс постарался успокоиться, подумать. Костоправа он боялся так, как никогда не боялся Симона. Но невозможно же отрицать, что Симон наложил на него заклятье. А тот светящийся шарик, который Симон упрятал в бутылку, – что это? Его жизнь?
– Творя чары, он использовал бутылку, – сказал Джинкс.
– Да что ты? Удивительно, как он с этим справился. – Костоправ улыбнулся. – Это ужасное, ужасное дело. И теперь ты кажешься себе не совсем целым, так?
Джинкс подумал об утраченной им магии, о пустом белом пространстве в мозгу, которое по-прежнему порой мешало ему. Да уж, целым он себя вовсе не чувствует.
– Симон – дурной человек, Джинкс, – судя по голосу Костоправа, сообщать Джинксу эту новость ему было неприятно. – Сила слишком многое значит для него. Ради новых приемов магии, ради нового знания он готов на все. И ради силы тоже.
Правда ли это? Джинкс вспомнил, как Симон не спал ночами, работая над новыми заклинаниями, как выгнал Софию, чтобы околдовать его, Джинкса. Значит, убить его Симон все же мог.
