– И на этом кончилось? – спросил я с сомнением.
– Если бы эти тупые тролли отступились, – сказал Каменное Копыто с горечью. – Они даже не поняли!
– Пришли снова, – добавил Чуткие Уши. – Перебили наших…
– А потом бои шли с переменным успехом, – сказал я знающе. – Так?
– Увы, так, – согласился Каменное Копыто. – Наши воины доблестнее, но троллей больше, а размножаются они, как говорят, все еще икрой, жабы поганые…
Игогондр, поглядывая робко на вождя и старшего брата, рискнул вставить и свою лепту:
– Вчера проклятые жабы наш великий и древний храм отбили снова! Они привели такое стадо квакальщиков, вся гора стала зеленой! Мы пробились к нему и снова захватили, но много наших героев осталось на поле великой битвы…
Я поинтересовался:
– Борьба велась только за храм?
Игогондр спросил удивленно:
– А из-за чего еще?
Я пояснил:
– Конфликт имеет обыкновение разрастаться в войну.
Игогондр запнулся, беспомощно посмотрел на вождя. Каменное Копыто печально вздохнул.
– Сперва борьба шла за храм, все верно. Теперь бьемся племя на племя и вдали от храма. Где ни встретим, там и бьемся. Тролли против кентавров! Мы сильнее и благороднее, но этих низких и подлых тварей больше…
– Да-да, – согласился я, – это всегда так. Мы благороднее, но враг многочисленнее. И коварнее. И без всяких достоинств. Потому воевать с ним надо уже потому, что это мы, а там они. Вы абсолютно правы, и я вас поддерживаю руками и ногами, а также всеми фибрами.
Игогондр спросил озадаченно:
– А что это?
– Не знаю, – ответил я гордо, – но все равно поддерживаю даже фибрами. Война – дело чести, дело славы, дело доблести и геройства. Жаль только, что в ней гибнут молодые и красивые герои… потому я лично посоветовал бы напрячь все силы и резко ожесточить сражения, бесчеловечно и безкентаврье переведя их в наиболее жестокую фазу войны дипломатическими средствами.
Каменное Копыто и Чуткие Уши смотрели озадаченно, я чувствовал, какая колоссальная работа идет в их литых черепах, а простодушный Игогондр спросил туповато:
– Это как?
– Всякая дипломатия, – объяснил я, – есть продолжение войны другими средствами. Только более жестокими, бесчеловечными и не приносящими славы, так как в ней нельзя погибнуть красиво и величественно.
Он в отвращении отшатнулся, зато Каменное Копыто заинтересовался, даже привстал и вперил в меня подозрительный взгляд.
– Как вести такую войну?
– Сперва сузить ее до конфликта, – пояснил я. – Как я понял, храм не очень-то и важен вам, однако престиж…
– Храм важен не столько нам, – сказал Каменное Копыто рассудительно, – как нашему шаману. Он умел отгонять любые болезни, а волки и другие звери страшились подходить к нашим жеребятам… Он и на новом месте сделал так, что прямо из-под земли ударили родники! И ни один табун не страдал от жажды.
Чуткие Уши вздохнул.
– Только с засухой ничего не мог сделать.
– С засухой никто не может, – заверил я.
– Точно? – переспросил Чуткие Уши с радостным недоверием. – А то его уже собирались побить.
– Не надо, – твердо сказал я. – Нет на свете таких колдунов, чтобы могли менять климат. Погоду – да, это каждый дурак может, но не климат. Да, если ваш колдун не хочет отдавать храм троллям… наверное, там в стенах нехилый запас магии. Мне нужно поговорить с шаманом.
Я задумался, они смотрели на меня с ожиданием, словно я вот прямо щас решу все их проблемы, все-таки царь природы и венец творения – это я, наконец Каменное Копыто проговорил с сомнением:
– И как ты думаешь решить так, чтобы храм остался за нами? Тролли ни за что не отдадут!
– Надеюсь, – сказал я, – у земноводных гордости меньше, чем у живородящих.
Крепкое Копыто повернул голову в сторону Игогондра. Тот моментально подтянулся и перестал чесаться.
– Отведи его к шаману.
– Хорошо, отец, – ответил Игогондр быстро. – Все сделаю!
Глава 10
Воздух за пределами шатра почти такой же теплый, а запах множества коней стал еще ощутимее. Кентавры ржали, лягались, то ли всерьез, то ли такие забавы дурацкие, в нашу сторону сразу посыпались грубые шуточки, Игогондр покрикивал, то и дело громко напоминал, что по делу вождя Крепкое Копыто, наконец прошли на другой конец лагеря.
– Вон там живет наш великий шаман, – сказал Игогондр почтительно.
Шатер шамана из черной кожи, душным и жарким воздухом дохнуло еще с двух шагов. Мне стало дурно при одной только мысли, что придется окунуться в ту вонь, и когда Игогондр протянул руку к пологу из тяжелых шкур, я шепнул быстро:
– А нельзя его сюда?
– Кого?
– Шамана вашего.
Он отшатнулся.
– Ты что? Он же шаман!
– Нельзя так нельзя, – сказал я обреченно. – Но на свежем воздухе и ему бы лучше…
– Почему?
– Изжаримся внутри. А у него возраст преклонный, поди?
– Он выходит только по делу, – ответил Игогондр. – Погоди, сейчас спрошу разрешения.
– Жду.
Игогондр приосанился, тряхнул шевелюрой, она красиво легла на плечи, коснулся рукой полога.
– Живородящий Гигак, – провозгласил он громко, словно королевский церемониймейстер, – можно тебя побеспокоить по важному для нас делу?
После длительной паузы из шатра донеслось ржание. Я насторожился, говорят на своем национальном языке, однако Игогондр покосился на меня и ответил очень внятно:
– Это наше превосходство над земноводными!
Из шатра после другой паузы ржануло, Игогондр сказал торопливым шепотом:
– Он разрешает войти!.. Никогда так быстро никому не позволяли…
– Живородящий, – сказал я значаще.
Игогондр откинул передо мной тяжелый полог, я перешагнул порог, качнулся от спертого воздуха, пропитанного конским потом, ароматом скисших настоев трав и мерзкими запахами протухшей рыбы. Внутри полумрак, но жарко, как в бане, вдоль стен в три ряда в кожаных петлях пучки трав и связки кореньев, на широком столе черепа мелких зверьков, змеиные шкуры, шестилапый скелет существа, размером с кошку…
Гора старых шкур, похожих на слипшиеся прошлогодние листья, зашевелилась, поднялась, я с содроганием увидел исхудавший корпус кентавра, старого и седого. Он зябко поправил на плечах плащ, взгляд исподлобья показался мне чересчур неприязненным.
– Старые кости требуют тепла, – буркнул он. – По какому делу?
