Я пару раз глубоко вздохнул, разговаривать с женщиной – не дикого кабана душить, руки до сих пор трясутся и сердце трепещет, словно мотылек, торопливо двинулся по сверкающей дорожке из золотого песка… и почти сразу наперерез вышел сумрачный Ланаян. Он рассматривал цветущие кусты роз с таким вниманием, будто собирается стать садовником, мимо меня прошел с полнейшим равнодушием, даже головы не повернул, будто миновал плохо окрашенный столб.
Губы начальника дворцовой стражи почти не шелохнулись, когда обронил короткое:
– В левом крыле в малом зале. Сейчас.
Я только раскрыл рот спрашивать, что там за интересное такое, не уроню ли достоинство сына степей, если позволю себе изволить заглянуть, а то подберут, и будет у кого-то два, но начальник охраны уже удалялся, как всегда, подчеркнуто прямой, собранный, готовый тащить и не пущать, бдящий и все замечающий.
– Ладно, – пробормотал я и покосился по сторонам, и хотя не заметно таких, кто присматривался бы к нам, но это не значит, что таких нет, – мне можно, я простой варвар… а простым везде у нас дорога. Мы можем быть бесцеремонными и не знать этого…
У левого крыла дворца свой вход, как и у правого, дворец – это не просто хата, а целый комплекс зданий, у входа двое воинов в дорогих доспехах бдят и настороженно посматривают по сторонам. Я уловил их нервозность и неуверенность, даже ухватил смутно причину: приказано охранять явно не Ланаяном и уж точно не королем, а в этом натасканные на подчинение воины чуют нечто противозаконное…
Я замедлил шаг, быстро-быстро соображая, какую линию поведения выбрать: сказать пароль, попросить впустить, шарахнуть их головами друг о друга, просто дать по рогам, дать в рыло, дать в морду… гм, что-то меня заклинило, а раньше был такой разнообразный, ноги уже донесли до закрытых дверей, стражники скрестили передо мной копья.
– Туда нельзя, – сказал один твердо.
Почти любой на моем месте послушно повернулся бы и пошел обратно, так на каждого действует это «низзя», я поморщился и, небрежно отведя острие копья в сторону, сказал негромко:
– А ты знаешь, что за такие дела могут повесить?
Он оторопел, а второй сказал торопливо:
– Мы только выполняем приказ!
– А гражданская совесть где? – спросил я. – Когда Отечество вопиет… эх, ладно, я и вас спасу, не жалко.
Дверь открылась без скрипа, я вошел тихонько. В зале полумрак, хотя день солнечный, это на окнах такие плотные шторы. Зал наполовину заполнен людьми в богатых одеждах. От всех веет властью и могуществом, расположились в роскошных креслах, только один стоит у дальней стены лицом ко мне, я узнал вельможу по имени Раберс. Его я еще при первом свидании определил, как вице-канцлера, хотя самого канцлера пока еще не видел, да и нет такого вроде бы. Сам король Жильзак Третий исполняет функции канцлера за неимением подходящего человека. У Раберса вид вечного вице-канцлера, который хоть сто лет прослужит, но канцлером никогда не станет.
Он бросил в мою сторону рассерженный взгляд, сразу нахмурился, но продолжал говорить:
– …Как мы все знаем, конунг выдвинул новые требования к Его Величеству. Я еще не говорил с ним… в смысле, с Его Величеством, однако можем предположить…
Один из сидящих сказал торопливо:
– Не требования, а пожелания! Конунг всегда высказывает только пожелания.
– И готов отступить, – спросил его сосед саркастически, – если Его Величество не пойдет навстречу?
Раберс проигнорировал выпад, оглядывал зал из-под кустистых бровей. И хотя все ко мне затылками, но я догадывался, какие у них сейчас бледные и напряженные лица.
– Можем предположить, – повторил он и запнулся, – можем предположить…
Я не услышал, что можем предположить, мое присутствие ощутили, начали оглядываться в неудовольствии. Один из тех, что помоложе, вылез из кресла, злой и нахмуренный, старается выглядеть как можно страшнее и опаснее.
– Благородный десятник, – произнес он достаточно твердо, – здесь собрались самые знатные люди королевства…
– Ничего, – ответил я миролюбиво, – они мне совсем не мешают.
Он нахмурился сильнее, сказал жестче:
– На такие совещания допускаются только знатные люди.
Я сказал громко:
– На мне написано, что я не знатен?.. Кроме того, мою мощь могут подтвердить Крон, Митиндр… и еще некоторые, да, некоторые. А еще я здесь не сам по себе, а как посол от Его Величества ярла Растенгерка… ну, пусть, Его Светлости, неважно. В Тиборе его младший брат, потому моему господину очень важно знать, что здесь происходит и как ему вести себя с вами всеми и отдельными лицами сего данного королевства.
Вельможа проворчал:
– Так и вести себя, как вел. Хотя как он вел, не знаем и знать как-то не изволим.
Кто-то буркнул ехидно:
– А он как-то себя вел?
– Я и говорю, – ответил вельможа, – пусть себя так и ведет.
– Такие нас устраивают, – сказал еще кто-то со сдержанным смешком. – Даже очень.
– А Растенгерка вообще не видели, – добавил вельможа. – Это устраивает еще больше.
– Невежливо, – констатировал я. – И опрометчиво. Нельзя ссориться с теми, кого не знаешь. Можно сразу получить по рогам, если ваш оппонент не слишком сдержанный. Но, на ваше счастье, ярла Растенгерка представляю я. Тихий, скромный, красивый и просто невероятно какой сдержанный. Крон, Митиндр и прочие не в счет. Они нарывались еще больше, чем вы.
Они переглядывались, наконец молодой вельможа скривился и буркнул недружелюбно:
– Хорошо, сядьте вон там. Это кресло для господина Эдельса. И постарайтесь не сопеть, не чесаться и не рыгать… если вы такой сдержанный.
– Приложу все усилия, – заверил я.
Он величаво вернулся на свое место, довольный победой, а я скромненько пересел, избегая с кем-либо встречаться взглядом, чтобы те… не нарвались. А то бывают взгляды, на которые реагировать не хочется, а надо.
Раберс, докладчик он или просто ведущий это тайное собрание, повторил терпеливо:
– Что мы можем предположить по данной ситуации?
Все помалкивали, сопели, поглядывали на докладчика и друг на друга испытующе. Поспешишь – людей насмешишь, а неспешность в государственных делах – признак мудрости и осмотрительности. К тому же рискованно брякнуть что-то такое, что вразрез с мнением большинства. Лучше ошибаться с коллективом, чем быть правым в одиночку.
Один из сильных мира королевства Тиборра, массивный господин поперек себя шире, поерзал беспокойно в кресле.
– А мы можем? – спросил он неожиданно тонким для такой массы голоском. – И что можем?
Раберс замялся, взглянул на собравшихся испытующе.
– Вы знаете, – проговорил он наконец, – мы можем многое. Но нужно правильно сориентироваться в сложной ситуации.
