А я засмотрелся на руины, мимо которых проехали в прошлый раз, отец Богидерий перехватил мой взгляд и сказал поспешно:
– Лучше отвернитесь, сэр Ричард!
– А что там? – спросил я.
– Проклятое место, – объяснил он. – Когда-то был дворец, но в нем сын убил отца, мать убила сына, а ее убили дочери… Потом вмешались дальние родственники, в конце концов там было пролито столько крови, что можно было бы залить ею на три мили все вокруг. С тех пор там никто не живет, а дворец постепенно разрушился сам по себе…
– Старые добрые времена, – пробормотал я. – Но в замке нас сейчас же усадят за стол и заставят пить…
Он нервно дернулся:
– Господи, только не это!
Я кивнул:
– Тогда лучше задержимся, посмотрим на эти руины. Не беспокойтесь, мы не станем убивать друг друга. Мы же не язычники…
Он вздохнул, христиане еще как убивают друг друга, но покорно повернул мула вслед за моим конем в сторону руин.
Руины не просто выглядят древними, на самом деле древние. Пол подо мной провалился, едва миновали холл, судя по расположению камней, и вступили в первый зал. К счастью, я в таких местах начеку, по-звериному извернулся и ухватился за край.
Отец Богидерий не успел даже руки подать, я подтянулся и перевалился на полог. Священник, шумно дрожа и постукивая зубами, заглядывал в открывшуюся бездну. Там на большой глубине в каменном колодце с прямыми стенами извивается клубок змей, кобры или гюрзы, я в них не разбираюсь, но от одного вида по коже пробежали мурашки.
Я пробормотал:
– Этим руинам тысячи лет?
Отец Богидерий прошептал:
– Так сказано в летописи.
– А, ну тогда да…
Он тяжело вздохнул:
– Но все-таки не понимаю…
– Чего?
– Как они там все это время жили?..
Я предположил:
– Искатели сокровищ туда падают раз в неделю. Как раз хватает.
Он покачал головой, глаза стали встревоженными и недоумевающими.
– Змеи людей не едят, – объяснил он с крестьянской обстоятельностью. – Только кусают… если наступишь, а так уползают, если есть куда удрать.
– А друг друга?
– Не едят, – сообщил он грустно, посмотрел на меня с вопросом в чистых глазах. – Сэр Ричард, как они там все это время выжили?
Я отмахнулся:
– Просто не думайте, святой отец. Живите и получайте удовольствие. А то столько нелепиц и несостыковок увидите, что… ну, не советую себе жизнь портить, как старший по званию или чину. По титулу в смысле. Как говорит Церковь, логики в нашей жизни нет, но надо верить и самим строить более правильный мир. Господь начал только, а дальше поручил нам строить, поняли? И велел выстроить лучше, чем это вот… если мы сами сделаем такой колодец, то уж придумаем, чем кормить тыщу лет гремучих змей!
Он кивал, соглашаясь, наконец спросил искательно:
– Но, может быть, не надо делать эти колодцы в Царстве Небесном?
Я подумал и согласился:
– Да, это ерунда какая-то. Мелковато. Нет размаха.
Возвращались неспешно, в руинах ничего интересного не отыскали, зато убили время до самого вечера. Небо окрасилось в торжественные цвета пурпурного бархата, облака остановились и начали багроветь, а затем зловеще потемнели сверху, словно покрылись застывающей корочкой.
Башни замка заблестели нестерпимо алым цветом, словно раскаленные на солнце, тем более ярком, что земля внизу в тени, а сумеречная тень быстро поднимается, глотая ряды камней. Наконец погасли и крыши, но мы уже подъехали к воротам.
– Ну что, – сказал я с легкой насмешкой, – сразу на пир?
Его передернуло, он сказал умоляюще:
– Я в прошлый раз отбыл… можно, на этот раз займусь чем-нибудь другим?
– По бабам? – спросил я и, видя его потрясенное лицо, пояснил: – Так говорят, когда хотят тайком уйти в библиотеку.
Он пробормотал:
– Странные эти мирские обычаи… Я бы лучше просчитал, сколько понадобится снять грунта, чтобы добраться до железа сверху. Сколько нужно землекопов, во что обойдется…
– Хорошо, – сказал я с завистью, – вам есть чем заняться. А я вот буду только лордом на высоком кресле… Но все же не мешало бы перекусить с дороги.
Он, поспешно скатившись с мула, низко поклонился и, сунув повод слуге, исчез, пока я не передумал.
Местные слуги поспешно распахнули передо мной двери главного зала, в ноздри ударила стена пряных запахов вина и жареного мяса, воздух плотный и горячий, как только что снятая с вертела тушка молодого оленя.
Я постоял, пошатываясь, но кресло майордома обязывает, сделал счастливое лицо всем довольного государя и шагнул в зал навстречу пьянству и обжорству.
Рыцари приветствовали появление сюзерена довольным ревом, топотом и стуком ножей по столу. Я милостиво улыбался и шел к своему креслу, вскидывая руки в приветствии.
Пир продолжался, беспечный и бестолковый, я тоже поднимал кубок, отвечая на здравицы, слуги уже не подносят с церемонностью блюда, предлагая на выбор, а просто перегружают на тарелки рыцарей, пьяные все сожрут, все равно сейчас не чувствуют вкуса, а завтра не вспомнят, что ели…
На мой придирчивый взгляд, блюда заносят так же церемонно и торжественно, только на этот раз слуги, явно успевшие приложиться к хозяйскому вину раньше хозяев, подают несколько неуверенно, хотя в общем гаме, сутолоке и бессвязных разговорах это проходит незамеченным.
Передо мной с поклоном опустил серебряное блюдо с жареными куропатками слуга с мрачным лицом, шрам над бровью, второй на скуле, еще один на подбородке, неуклюже поклонился и отступил, давая дорогу второму, помоложе и порасторопнее, этот поставил большой пышный пирог.
Я неспешно ел, даже вкушал, за столами шум и гам становятся все громче, уже забыли о прибывшем сюзерене. Я поднялся с рассеянной улыбкой, хлопнул по плечу Макса.
– Не устал?
– Если честно… – проговорил он беспомощно.
Я засмеялся:
– Если еще не валишься с ног, пойдем поговорим о рудниках.
Гости после нашего ухода загорланили громче, кто-то затянул песню. Я вывел Макса сперва в коридор, огляделся, но и здесь могут быть уши, потащил за собой на крыльцо.
На дворе кромешная тьма после ярко освещенного тысячью свечей зала, да еще и луна спряталась за облачко, но я огляделся вокруг в тепловом зрении, нигде ничего крупнее мелкого беспородного пса у дальних ворот.
– Продолжай улыбаться, – шепнул я. – Твои люди тоже пируют?
Он смотрел непонимающе, но взглянул на мое лицо, посерьезнел, подтянулся и сам посмотрел в темноту с настороженностью.
