Он отступил в сторону, поклонился кому-то, невидимому мне. В комнату медленно вошел бледный отец Дитрих, его осторожно поддерживал под руку мрачный и сердито сопящий сэр Растер.
Я вскочил в испуге:
– Отец Дитрих! Что случилось?
Он слабо улыбнулся.
– Нет-нет, все в порядке. Ступенька в старом монастыре прогнила, но я катился не так уж и далеко, хотя…
Я торопливо придвинул кресло:
– Садитесь, садитесь немедленно! Сэр Растер, останьтесь, поможете на обратном пути. Мы тут занимаемся всякими пустяками, в смысле обустройством королевства, но это такие мелочи в сравнении с делами духовными…
Отец Дитрих вяло отмахнулся:
– Ох, оставьте это для проповедей… Еще не читаете? А уже готовы, даже выражение лица вполне, вполне… Обустроить королевство необходимо прежде всего для того, чтобы ничто не мешало думать о духовном пути…
– Этим и занимаемся, – заверил я. – Сейчас вот с Куно продумываем законы, воплощающие в себе величественную идею равноправия! Как вот все равны перед Творцом, так должны быть равны и перед законом.
Куно кивал и мысленно записывал, такой у него сосредоточенный вид, но сэр Растер спросил обиженно:
– Это как? Я, благородный рыцарь, и грязный простолюдин, будем равны? Сэр Ричард, это недопустимо!
– Равны, – сказал я твердо. – Сегодня же подпишу закон, Куно его уже составил. Запрещаю спать под мостом и красть хлеб одинаково всем: богатым так же, как и бедным!
Растер попыхтел, подумал, не его дело составлять законы, звучно и с озадаченным видом поскреб затылок.
– Ну-у-у… – прогудел он в затруднении, – вообще-то вы где-то правы, мой лорд. Я как-то не подумал о такой стороне законности и равноправия. Да-да, справедливость должна быть…
Отец Дитрих сказал ласково:
– Спасибо тебе, сын мой. А теперь иди, там внизу рыцари уже составляют столы для пира.
Растер посмотрел на него обеспокоенно, потом с надеждой на меня. Я кивнул:
– Идите, сэр Растер. Без вас точно поставят криво.
Он поспешно приложился к руке отца Дитриха и отбыл.
– Santa simplicitas, – сказал отец Дитрих.
– Да уж, – согласился я, – он самый. Святой отец, Господь дал десять заповедей для всех двуногих. Постепенно мы и законы приведем в соответствие с заповедями. Сперва, как вот благосклонно одобрил сэр Растер, будем вешать каждого, кто по ночам прячется под мостом, вне зависимости от знатности или бедности, а потом и к суфражизму подойдем осторожными шажками.
Он переспросил с непониманием:
– Суф… суфражизму?
Я отмахнулся:
– Это еще не скоро понадобится. Когда рождаемость упадет и рабочих рук не будет хватать остро. А сейчас давайте подумаем над…
Дверь приоткрылась, барон Эйц вошел, сильно смущенный, не ждал, что у меня все еще гости, да еще такие, плотно прикрыл ее за собой и остановился в нерешительности.
– Ваша светлость…
– Говори, – сказал я недовольно. – Что замолчал? Я знаю, ты зря не зайдешь.
– К вам гость, – ответил он кратко.
– Кто?
– Просил не называть его по имени. Но сказал, что примете его с охотой.
Я проворчал:
– Сейчас я никому не рад.
Он поклонился и взялся за ручку двери:
– Значит, велеть прийти завтра?
Отец Дитрих сказал поспешно:
– Погоди. Это может быть очень важное. Куно, помогите мне подняться… Вот так, спасибо. Ничего, к двери могу и сам, но спасибо… Сэр Ричард, примите гостя, пожелавшего остаться неизвестным! И не стесняйтесь в таких случаях выпроваживать гостей. Даже таких любезных вам, как я. Сюда будет набиваться все больше народу и все чаще, вы должны уметь ставить заслоны.
– Но, отец Дитрих! – запротестовал я.
Он покачал головой:
– Нет-нет. Я зашел просто удостовериться, сын мой, что ты вернулся целым и полным христианского рвения.
– Но мы еще не успели…
– Я все увидел, – прервал он. – Занимайся королевством. На твоих плечах большая тяжесть, сын мой.
Они с Куно вышли, сэр Торрекс застыл в нерешительности. Я сказал с раздражением:
– Поверим чутью отца Дитриха. Приведи, но будь у этого гонца за спиной. И проверь хорошенько по дороге сюда. Сейчас он где?
– В саду.
– Это хорошо. Можно успеть понять, чем он вооружен.
– И чем защищен, – добавил он негромко. – Я все сделаю.
Его шаги затихли в коридоре. Я прикинул, сколько времени понадобится, чтобы доставить незнакомца сюда, уселся поудобнее и перешел на тепловое зрение, а затем и на запаховое. Комната исчезла, я очутился в жутковатом вращающемся мире, полном цветных пятен и диких красок, которым просто нет и не может быть названия, так как это не краски, а запахи, но кисловато-красная шершавость или сладость оранжевости может сдвинуть сознание весьма…
Послышались чересчур громкие шаги. В горьковатой прелости шалфея возникла дыра. Тепловое зрение услужливо нарисовало две фигуры, в одной узнал Эйца, я на него уже и раньше смотрел тепловым, а вторая, поменьше и спектром потемнее, принадлежит, как я понимаю, гонцу. Вроде бы ничего скрытого под одеждой, человек насторожен и взволнован, но нет особой агрессии, нет и готовности броситься на меня…
Переход к обычному восприятию мира сопровождался таким же приступом тошноты, я кое-как подавил его, поднял голову. Перед глазами мутные фигуры четверых, сдвинулись в две, затем восстановилась резкость, хотя мутные пятна еще какое-то время плавали в воздухе, постепенно растворяясь в нем.
Гость, крепкоплечий мужчина с рыжими волосами и короткой рыжей бородкой, низко поклонился. Под дорожным плащом просматривается очень дорогая одежда, а в этом королевстве, как и везде, существует закон, не разрешающий простолюдинам носить шелка или бархат. Значит, из благородного сословия как минимум.
Барон сказал негромко:
– Перед вами майордом Ричард. Преклоните колено!
Я сказал недовольно:
– Мы одни, никаких церемоний. Кто вы и кто послал?
Гонец все же преклонил колено и, глядя снизу вверх, ответил спокойным и твердым голосом:
– Я виконт де Голдинвуд. Послал меня тот, кого вы и сейчас еще готовы убить.
Я взглянул на барона, тот понял и тихонько вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
– Таких много, – сказал я холодно, – но, как я понимаю, это слова Арнульфа.
Виконт сказал почтительно:
– Он сказал, вы так и ответите. Мне велено доставить вам некий дорогой вам лук…
